Его руки идеально открыты для моего взгляда. Это именно то, что мне нужно. Я успеваю увидеть татуировку на запястье, которую отчетливо помню по сей день. Тонкая линия красного круга. Это он. Я был прав, черт подери.
– Ну что, и дальше считаешь, что она будет с тобой…Зейн? – В моем стальном голосе сквозит неприкрытое отвращение к этому парню.
– Кто тебе сказал? – Его голос снова глухой.
– Я там был.
Хватка соперника ослабла. Его глаза широко раскрыты, и на их глубине отчетливо видится страх.
ЭЛЬХАН
Этот мужик – это он? Тот мальчишка? Сопляк, что набросился на шайку ребят, чтобы защитить незнакомую девчонку. Это не может быть он.
Хотя, если вспомнить, тот пацан был из богатой семьи. И, твою мать, у меня нет оснований не верить ему сейчас. Такое узнать обо мне у кого-то просто невозможно. И на татуировку он посмотрел. Он знал. Он, черт возьми, все знал!
Двадцать три года назад…
Ненавижу. Как же я ее ненавижу. Выскочка, что днями и ночами рыдает по своей матери, по тому, как несправедливо с ней обошлась родительница.
Жизнь вообще несправедлива!
А она ещё совсем глупа, чтобы это осознать. Такие как она – домашние птенчики, слишком поздно взлетают. И здесь ей не крылышко мамочки. Тут не стоит выделяться, жаловаться и жалеть себя. Но она умудрилась нарушить все три правила. Я собирался проучить девчонку, припугнуть, но она резко изменила своё поведение. Перестала плакать, ходила по коридорам, как невидимка, ни с кем не разговаривала и ночами перестала реветь. Это все должно было меня успокоить, но стало лишь хуже. Теперь я искал любую причину, ждал когда она даст лишь повод наказать ее и дождался. К тому времени я был на пределе, потому что прошли месяцы. Конечно, через Рыжего я задирал соплячку, но то была лишь шалость.
От ребят узнал, что к выскочке присматривались и захотели удочерить. После услышанной новости ненависть к девчонке значительно возросла. Я не мог понять, почему именно она? Ни кто-либо из нас, живущих тут с рождения, а ОНА? Неужели взрослые сходу видят разницу между нами? Почему ОНИ бояться нас?
В тот день я был очень зол. Впервые за то время, что себя знаю, так сильно разошёлся. Обычно с девчонками я не поступаю так жестоко, но она исключение. Я решил наказать ее, заперев одной. Не хотел оставлять ее надолго, лишь припугнуть, но все испортил пацан, явившийся из ниоткуда. Он так самоотверженно пытался спасти ее, что сделал ей и себе только хуже.
После драки я ушёл в свою обретённую семью – компанию карманников. В тот день я вернулся поздно. Все взрослые в приюте знали о моих отлучках. Долго с этим боролись, и однажды прекратили. Видимо списали со счетов, после того как однажды меня вернули из приемной семьи, где я прожил год.
Как только я встретился в комнате с Рыжим сразу узнал последние новости – выскочку удочерили. Только после услышанного я вспомнил, что так и оставил ее там взаперти.
Как она выбралась? Явно не обошлась без пацана. А может из взрослых кто ее нашёл? В таком случае меня бы давно отчитали. Значит, сами.
Через год после случая с выскочкой в моей жизни произошло невероятное.
Меня. Усыновили.
Сказать, что я был удивлён – ничего не сказать. Я не самый образцовый ребёнок в приюте, потому и не мог понять «почему я?». Но все встало на свои места, когда мы с «родителями» приехали в мой новый дом. Там нас уже встречали мои брат и сестра. Они старше меня, но я их прекрасно помнил. Оба из нашего приюта. И теперь, глядя на нашу троицу я понял, что «родители» собрали в своём доме сложных и трудных детей. Только теперь «сложным и трудным» являлся только я один. А они словно стали другими людьми.
Когда я узнал, что «родители» врачи, то острее почувствовал себя подопытным в уютной лаборатории. И так оно и было. Не сразу, а постепенно меня старались приучить к учебе, манерам, к различным видам спорта и музыке. Меня это ужасно злило. Я не хотел стать таким, как мои названные брат и сестра. Для меня это казалось отвратительным.
Но в том то и дело моего воспитания – меня никто не спрашивал. И заниматься приходилось ВСЕМ. А ещё нужно было регулярно общаться на разные темы с психотерапевтами родителями. Из всего, чем я занимался, полюбил лишь музыку. А именно гитару. В свои выходные дни я часами напролёт сидел над нотами, разучивая очередную понравившуюся композицию. В какой-то момент я запел и во мне открылась новая грань себя. Я понял, что не отброс, что могу быть кем-то, могу стать обычным человеком. Но видимо для осознания этого прошло слишком много времени. Целый год я отпирался от всего что мне давали, а когда принял, стало поздно. Я снова оказался в приюте. Все повторилось. Я один.