— Пусть остается с нами. Чего ему с нами не остаться?
— Кловис может остаться с нами, — решает Адриан.
— Баронесса очень даже нормальная была, — говорит Элоиз. — Я что хочу сказать. Почему, интересно, не имеет полное право женщина в голом виде фотографироваться и в кино сниматься?
Адриан перестает танцевать.
— А знаете, — он говорит, — Виктора Пассера мне ни вот столечко не жалко. Живого или мертвого.
— И мне, — говорит Элоиз.
— Что-то в нем было такое, было. — Пабло говорит, качаясь и вскидывая руки.
— Знаю, — говорит Адриан. — Но все не в соответствии.
— Надо же, и ведь он, именно, оказался, — говорит Элоиз.
Пабло говорит:
— Мог оказаться и кто-нибудь другой.
Адриан говорит:
— Но раз она его выбрала. Она же на него подсела.
— Так подлежало, — вздыхает Элоиз.
— Мог бы и другой оказаться, — говорит Пабло. — Любой мог его ошибку совершить.
— Существует такая штука, как идея, — повторяет Адриан. — Повелся бы он на барона, так, может, и был бы в соответствии.
— Но он не был, — заключает Элоиз, кладя зеркальце обратно на столик и закуривая новую сигарету.
На время все смолкают. Элоиз курит, томно оглядывая танцующих. Музыка кончается, молодые люди вместе молча выбирают другую пластинку и ставят. Сначала Адриан, потом Пабло снова танцуют, подпрыгивая, качаясь, будто тугой вал музыки их несет.
Немного погодя Элоиз говорит:
— А мне мистер Макгир нравится.
— По саундтреку лучший в бизнесе. Вот кто в соответствии, — говорит Адриан.
— Классный специалист, — говорит Пабло. — Типа, почувствуйте разницу, да?
— Мистер Макгир и мистер Сэмюэл, — говорит Адриан, — эти двое — особая статья. И зачем судить людей за то, что они успеха смогли добиться? Шикарная команда.
— Их, было дело, в тюрягу за это упекли, — погодя говорит Адриан.
— Ты чего? Правда? — спрашивает Пабло, и Элоиз тут же:
— Да ну? Когда?
— Да вот как только этот бизнес у них зарождался, лет шесть-семь назад. Мистер Макгир мне много чего порассказал, — говорит Адриан, без малейших признаков усталости останавливаясь после бесконечного танца. — Мистер Макгир мне рассказал, — говорит Адриан, — что они тогда за мелкие деньги работали. Если за мелочевку работаешь, тебе криминал пришьют. А надо, типа, большие тыщи зашибать — и полный ажур.
Пабло перестает танцевать и садится на постель.
— И как они это раньше делали? — Он спрашивает.
— В той же технологии. Мистер Сэмюэл фотографирует, мистер Макгир обеспечивает звук. В газеты объявления давали. Под кодом. Клевали многие.
— Ой, у них такая технология, прям закачаешься, — говорит Элоиз. — Я что хочу сказать, мне очень даже понравилось, как они меня тогда снимали — вместе с Айрин и с Листером. Мистер Макгир все пристает: «Выкладывай свои фантазии, Элоиз». А чего мне выкладывать? Думаю, может, это он про волшебные сказки, ну и завожу про Красную Шапочку, а мистер Макгир: «Великолепно! Ты великолепна, Элоиз!» Ну я и давай ему Красную Шапочку травить, а Листер с Айрин, те туда же. Листер — ой, как он бабушкой был и меня съел, супер! В фильме даже видно, какое я получала удовольствие. А потом уж Айрин, так ту съел второй состав, то есть Листера дублер. Мистер Сэмюэл, он артист. Я что хочу сказать — у него все перспективное такое.
Адриан говорит:
— Элинор, ей только принцесс подавай. Другое ничего делать не заставишь.
— Ну стара уж — переучиваться, — говорит Пабло. — А принцессы у нее отлично получаются. Принцесса на горошине, как она спать не может на перине, — обожаю. В искусстве надо выбирать исключительно свое. Тогда получится. У баронессы отлично получается Монахиня из Конго, еще там Элинор — принцесса. Кот в сапогах — дикая тоска.
— Монахиню из Конго — эту, пожалуйста, и я могу, — говорит Элоиз.
— И я, — говорит Пабло. — Мне нравится.
— Лучше всего мне нравится «Девочка и три медведя», — вздыхает Элоиз. — Про волшебные сказки — это они у меня взяли. Это моя была идея, то есть, я что хочу сказать, она мне в голову пришла.
— У вас страховки-то в порядке? — спрашивает Пабло.
— Навряд ли, — отзывается Адриан.
— У меня — так это точно, что нет, — говорит Элоиз. — Все баронессе напомнить собиралась.
— Листер присмотрел бы, если бы это значение играло, — говорит Адриан. — Выходит, не играет. — Он берет другую пластинку, разглядывает, говорит: — А-а, сойдет. — И ставит.
Элоиз говорит:
— А мое любимое — «Все разрешено»[7].
Мальчики танцуют. Элоиз говорит:
— Она в пансион для благородных девиц ходила, в Лозанне, и апельсин научилась кушать ножичком таким малюсеньким и вилочкой, чтобы до апельсина даже не дотронуться.