– Четыре года назад Хэрроу встречает в «Одной планете» первых бунтовщиков. Они обвиняют руководство в потворстве буржуазному духу. Хэрроу с ними согласен. Членам совета удается удержать власть. Хэрроу остается в «Одной планете», но начинает обдумывать свой план. Прямолинейное мышление и опыт активных действий ведут его к радикальным решениям. Он обладает огромной харизмой и цельностью натуры. Его идеи ужасны. Хэрроу предлагает просто-напросто объявить войну человечеству. Он формулирует свои мысли с невозмутимостью варвара, не раскрывая до времени средств, которые приведут его к цели. Ты и сама заметила, что его ранние тексты окрашены в поэтические тона. Все его образы заимствованы из арсенала индейцев.
Керри начала понимать, что все эти дни в Провиденсе Поль заново делал ее работу. Он постарался устранить пробелы в ее гипотезах и неувязки в доказательствах. Сейчас он предлагал ей новую версию всех тех выводов, которые она изложила на последнем собрании.
– При зарождении группы «новых хищников» Хэрроу ограничивается туманными рассуждениями о зловредности рода человеческого и его бесконтрольного размножения. У него еще нет четкого плана действий. Он без разбора вываливает свои мысли о способах сдержать давление людей на природу. Да здравствует СПИД, детская смертность и войны… Холера уже фигурирует среди прочих напастей, но в то время он не придает ей особого значения. Он вспоминает об этой болезни только метафорически. Но это не простая метафора. Холера, как известно, болезнь бедняков. В отличие от большинства радикалов, Хэрроу не придает большого значения промышленной деятельности человека. Нет, он больше всего боится, что на свете расплодится слишком много нищих. Это не столько итог размышлений, сколько горький опыт прожитой жизни. Именно это я понял из общения с его матерью. Маленький Тед сам жил в бедности. Она пропитала его шкуру, хотя он и умудрился выбиться в люди. Он ненавидит бедняков так, как может их ненавидеть только тот, кто презирает самого себя.
Поль больше не скрывал своего интереса к этому делу. Он говорил все громче и увлеченней. Керри внимательно следила за ходом его мысли. Они уже миновали этап соперничества и вступили в следующий, где каждый был счастлив поделиться мыслью с другим и действовать заодно.
– Отлично, – сказала Керри. – Я согласна: в самом начале у него нет никакого конкретного плана. Он просто хочет повлиять на «Одну планету» и, быть может, отхватить для себя самого толику власти. Руководство не особенно обращает на это внимание. И вдруг что-то происходит, и его имя начинает мелькать в отчетах.
– Прежде всего, он раздобыл деньги. Это заметили в «Одной планете», да и мать Хэрроу подтвердила. Человек, у которого в жизни гроша за душой не было, обзавелся дорогими часами, стал снимать офис, ездить по свету. В это же самое время заявления его группы становятся более обстоятельными и академическими. Похоже, на него стали работать не только деньги, но и чьи-то мозги.
– Эту связь я упустила, но так оно вроде и есть.
– Я проверял: эти тексты появляются ровно за полтора месяца до исчезновения группы.
– То есть в то самое время, когда он разжился деньгами.
– Посмотрим теперь на идеологию. Логика заявлений становится более четкой. Исчезает, к примеру, весь этот шум и гам по поводу детской смертности в странах третьего мира, не упоминается СПИД как полезный фактор регулирования численности населения. Но одна тема по-прежнему тут и даже начинает выдвигаться на первый план. На это нам и указывали англичане.
– Холера, – пришлось согласиться Керри.
– Именно! Холера. Заметь, что для Хэрроу в разное время это совсем одно и то же. В ранних текстах она служит простой иллюстрацией его теоретической зауми на индейский лад. Но вот у него появляются союзники, и Тед готов действовать. Теперь холера уже не просто первая попавшаяся метафора он видит в ней реальное оружие, надежду для одних и угрозу для других. Иными словами, это нечто вполне конкретное и готовое к употреблению.
Поль предложил Керри присесть на лежащий ствол дерева В стоячей воде пруда отражались нависавшие над ней лиственницы.
– Все это наводит на мысль: если холера продолжает иметь такое значение для Хэрроу после его встречи со спонсорами значит, точки отсчета у них совпадают. Тем тоже кажется, что главная угроза миру – бедняки. Конечно же они не обычные террористы: эти выбирают цели в развитых странах, метят в промышленных гигантов и беззащитное население. А вот партнеры Хэрроу хотят нанести удар по беднейшим странам, используя болезнь бедняков.
– Кто может ставить такую цель? Ладно, Хэрроу еще можно понять: он чокнутый придурок, но люди с финансовыми и интеллектуальными возможностями…
– Идея не становится менее реальной оттого, что она чудовищна. Сейчас у меня нет ответа, но моим предположениям все это не противоречит.
– Но один-то вопрос остается, – сказала Керри, решившая отыграться на другом поле. – Ты же сам говорил, что холера как оружие никуда не годится, что против нее вырабатывается иммунитет, и почти везде в мире она становится эндемичной.
– Верно, это никудышное биологическое оружие. В нынешней форме болезни.
– А есть и другие?
– Лаборатория во Вроцлаве как раз и работает над мутацией вибриона.
– Ты хочешь сказать, что этот Рогульский вывел какую-то новую агрессивную форму микроба?
– Здесь пока что сплошные вопросы. Надо кое-что проверить через профессора Шампеля из Института Пастера, но из его же материалов следует, что вывести новый вибрион вполне возможно. Он мог бы вызывать тяжелые формы болезни, легче распространяться и не поддаваться лечению обычными антибиотиками.
– Значит, этот поляк заодно с ними?
– Не делай поспешных выводов. Вполне возможно, что новые партнеры просто заверили Хэрроу, что могут раздобыть ему модифицированный вибрион холеры. Он останется возбудителем болезни бедняков, но будет гораздо опаснее. Неизвестно, был Рогульский в это замешан или его самого обвели вокруг пальца.
– А Острова Зеленого Мыса?
– Как мы и думали: генеральная репетиция. Отличный способ испытать разные способы заражения на ограниченной территории.
Керри встала и двинулась обратно к избе. Поль молча шел следом. Оба были погружены в свои мысли, рождавшие смутные убеждения, приправленные желанием действовать и досадным чувством бессилия, смешанным с отвращением.
– Если мы правы, – прошептала Керри, – то понятно, почему наложили в штаны эти деятели из «Одной планеты», когда Хэрроу пришел к ним с таким планом. Естественно, они и не собирались отражать обсуждение в отчетах.
Они вернулись к лужайке перед избой. Солнце уже поднялось над кронами деревьев и золотило зелень густой травы.
– Это чудовищный и неслыханный план, – сказал Поль. – Самая масштабная из всех мыслимых операций по уничтожению людей, катастрофа мирового масштаба.
Он слегка улыбнулся и добавил на одном дыхании:
– С таким вызовом еще никому не доводилось сталкиваться… Страстная убежденность Поля потрясла Керри. Она посмотрела на него. Его черные волосы были растрепаны, а бакенбарды от постоянного подергивания заплелись в косички. Таким она его и любила: возбужденным, знающим, кто его враг, готовым пустить в ход любое оружие. Она подошла к нему. Мгновение они стояли неподвижно, чувствуя дыхание друг друга. Потом Керри положила голову ему на грудь, а руки на спину. Поль ласково поглаживал ее волосы. Все напряжение последних дней разом исчезло, уступив место взаимной нежности.
– Знаешь, – прошептала она, – я действительно рада опять быть с тобой.
Так они и стояли, когда на лужайке появился старый русский слуга в косоворотке. Увидев их, он удалился, недовольно склонив голову и пряча морщинистое лицо, обрамленное седой бородой.
Керри и Поль стали любовниками давным-давно.
Их страсть, как это часто бывает, родилась из своей противоположности. Еще в училище Керри углядела в числе сокурсников молодого подтянутого военного, известного, как говорили, своей храбростью и дисциплиной. Поля задевали насмешливые замечания девчонки с огненными волосами, которая была вечно настороже и никому не спускала демонстрации мужского превосходства.
Тогдашние незамысловатые представления Поля о женщинах сложились в основном под влиянием образа его строгой неуступчивой матери и воспоминаний о случайных посещениях азиатских борделей. Свободная и дерзкая Керри не могла заслужить уважения, подобающего зрелой даме, но и не возбуждала на манер продажных девиц. Парни с его курса – а тогда их было еще подавляющее большинство – думали примерно то же самое и избегали рассказывать ей о своих похождениях. Керри делала вид, что это ей безразлично, но однажды в выходные, когда она, как обычно, осталась одна в лагере, Поль увидел, как Керри плачет в своей постели. Он тихонько прикрыл дверь и никогда с ней об этом не говорил.
У нее с деликатностью обстояло похуже. Как-то вечером Керри зашла в столовую, совершенно пустынную в этот час, поскольку курсанты отправились на вечеринку, организованную другим подразделением. Там оказался лишь Поль, которому выпало дежурить. Безделье и какая-то болезненная тоска, вызванная воспоминаниями о матери, заставили его сесть за рояль. Он стал перебирать клавиши, хотя не испытывал к этому инструменту ничего, кроме ненависти. Захваченный воспоминаниями детства и памятью пальцев, Поль принялся играть ноктюрны Шопена и переложенные для фортепиано произведения Баха. Он думал, что его никто не слышит, так что, когда Керри вдруг захлопала в ладоши, он с грохотом захлопнул крышку инструмента и встал, покраснев и дрожа, словно его застали за неприличным занятием. Она попросила его продолжать, но Поль грубо отказался и вышел вон, хлопнув дверью.
Ближайшие три месяца они не говорили друг с другом иначе как по необходимости. Потом подошло время распределения. По случайному совпадению оба они оказались в Форт-Брэгге в одном и том же подразделении, приданном Восемнадцатой воздушно-десантной дивизии. На первое задание их отправили в Боснию, поручив действовать совместно с группой агентов на сербской территории и наметить для авиации НАТО цели бомбардировок. В качестве прикрытия командование выбрало миссию гуманитарной помощи. Для надежности легенды решили послать смешанную группу из двух мужчин и одной женщины. В нее попал Поль и некий Тибор, американец венгерского происхождения, родители которого проживали в Воеводине. Он свободно говорил по-сербохорватски. Возраст и внешность Керри, особенно если она распускала волосы, идеально подходили для роли молодой идеалистически настроенной сотрудницы гуманитарной миссии. Снабженные новыми паспортами – австралийскими и финским, – они намеревались попасть на сербскую территорию, сопровождая конвой грузовиков с продовольствием. У них был приказ ночью покинуть конвой сразу за горой Игмам и заняться определением целей. В полученных группой спортивных рюкзаках имелось все необходимое для жизни в лесу и передачи шифрованных радиограмм. Великолепно обученные работе под прикрытием они обосновались в лесу прямо под Пале, временной столицей Республики Сербской в Боснии. Работать предстояло по двум направлениям. Прекрасно владевший языком Тибор мог свободно перемещаться в форме местной милиции. Его задачей было выявить места жительства и ночные убежища главарей сербских вооруженных формирований в Боснии. Керри и Полю предстояло вести наблюдение за ночными передвижениями танков и артиллерии около холма, под которым, по предположениям американской разведки, находился подземный склад. Первый прокол случился на другой же день после их прибытия. Тибор не вернулся с задания.
По радио они смогли узнать, что у того едва хватило времени привести в действие свой тревожный маяк, чтобы сообщить о том, что он схвачен.
В соответствии с разработанным планом, эвакуация группы вертолетом должна была состояться через три дня. Место было оговорено заранее. Существовал и запасной вариант, но гораздо более рискованный. Кроме того, после поимки Тибора сербы наверняка обложили весь район, так что добраться до площадки, где ожидалось приземление вертолета, представлялось практически невозможным.
Именно тогда начался отсчет часов, по напряженности не сравнимых ни с чем, что пришлось испытать Полю за всю его военную карьеру. Прежде ему случалось работать на пределе возможностей, но он всегда действовал в рамках системы. Он подчинялся приказам и, несмотря на усталость, страх и боль, черпал силы в строгой армейской иерархии, которую в обычное время недолюбливал. Теперь же они оказались одни. Совершенно одни. Кроме того, в отличие от Тибора, который был схвачен в гражданской одежде и мог рассчитывать на статус политического заключенного, они рисковали попасться в боевых условиях и получить пулю без суда и следствия.
Тогда-то Керри и показала себя. Без всяких видимых усилий она взяла руководство на себя и разработала план, который они привели в исполнение тем же вечером. Керри решила не только дождаться намеченной даты эвакуации, но и в оставшееся время продолжать собирать разведданные. Трудности словно удваивали ее силы. Она сохраняла полнейшее спокойствие и, казалось, получала удовольствие от выпавшей им свободы действий. Благодаря ее выдержке они мало-помалу организовали свою жизнь потерпевших кораблекрушение.
Прежде всего, выкопали землянку и, расположив вокруг датчики движения, стали днем и ночью вести наблюдение за округой при помощи инфракрасного прицела. На другой день после исчезновения Тибора Керри и Поль обследовали окрестности леса, служившего им укрытием. Картина выглядела вполне утешительной. Судя по всему, сербы не догадывались о присутствии еще одной команды на своей территории. Вокруг шла обычная жизнь: по дорогам ездили нагруженные сеном тракторы, разбитые машины и видавшие виды автобусы. Ночью им удалось заметить перемещение колонны пехоты и подразделения танков, которые, судя по всему, уже не могли двигаться своим ходом. Большинство использовались как артиллерийские установки, передвигавшиеся на грузовиках. С восходом луны Поль и Керри вернулись к землянке. Они чувствовали себя ускользнувшими от преследования, почти свободными. Решимость Керри передалась Полю. Позже они не раз замечали, как дерзость и смелость одного из них без всяких усилий подстегивали другого. Это не было соревнованием по оговоренным правилам. Между ними просто возник дух соперничества, удесятерявший силы обоих. Керри и Поль отдались стихии этого благородного состязания и никогда его не обсуждали. Всякая удача одного приветствовалась другим, и эта игра сближала их больше, чем любые откровения или признания. На второй же день игра вышла наружу. Керри решила, что кто-то из них должен остаться в землянке со средствами связи, a другой – отправиться за три километра и удостовериться в наличии подземного арсенала, ради которого, собственно все и затевалось. Поль немедленно вызвался идти и радовался что сумел обскакать Керри. Керри удивилась его прыти, а Поль с опозданием спросил себя, не разыграла ли эта хитрюга комедию специально для того, чтобы испытать его.
Поль вернулся на два часа позже расчетного времени и с удовольствием обнаружил, что Керри волновалась и обрадовалась его появлению. Ему удалось сделать четкие фотографии подходов к арсеналу и обнаружить расположение множества систем вентиляции. Вдобавок Поль смог запечатлеть на пленке конвой военных грузовиков, показавшихся на выезде из арсенала.
На другой день пришла очередь Керри отправиться к зоне наблюдения. Она решила сделать большой крюк в северном направлении, чтобы подобраться к подземному складу с другой стороны. Оставшись один в лагере, Поль мог вволю размышлять о своих чувствах. Поджидая Керри, он испытывал нечто большее, чем простое беспокойство о боевом товарище, вышедшем на опасное задание. В нем нарастала болезненная тревога и страх потери, которую он с трудом смог бы перенести. С каждым часом напряжение возрастало. Стало темно. После девяти поднялась почти полная луна, при свете которой все было видно как днем. Поль знал, что по дороге к землянке Керри придется идти неподалеку от ферм и пересечь дорогу. Если она еще не приблизилась к землянке, этот отрезок пути мог стать очень опасным. Около одиннадцати Поль услышал вдали лай собак, крики и приглушенный звук выстрелов из охотничьих ружей. Не размышляя, он принялся запихивать их вещи в рюкзаки на случай, если придется бежать немедленно. За этим занятием его и застала внезапно появившаяся из темноты Керри. Она обливалась потом и задыхалась, лицо ее было исхлестано ветками, но она вовсе не выглядела испуганной и не лишилась самообладания. Совершенно спокойно она рассказала Полю, что наскочила на местных крестьян, которые забили тревогу и навели на нее небольшой отряд ополченцев, бросившихся в погоню. Через мгновение Поль закончил собирать рюкзаки, они закинули их за спину и растворились в лесу.
Погоня продолжалась всю ночь, но в конце концов им удалось оторваться. Поль и Керри поднялись по сырому ущелью, заросшему колючими кустами и деревцами, и вышли на незаметный снизу покрытый травой уступ. Всю ночь они соревновались в выносливости и хладнокровии, но стоило им растянуться на травяном ложе, как они бросились в объятия друг друга. Вся тревога, боль и усталость выплеснулись наружу в одном долгом поцелуе. Потом, едва раздевшись, они с животной страстью стали заниматься любовью так, будто знали друг друга давным-давно.
Здесь, на каком-то выступе скалы во враждебной стране, откуда они могли и не выбраться живыми, началась история их любви.
На следующий вечер после долгого блуждания по лесу они добрались до намеченной точки. Вертолет сел в точно назначенное время и перебросил их в Сплит. Оттуда на «C-i3o» Поля и Керри доставили на базу Авиано. Через два дня они уже были в Форт-Брэгге.
Такое случайное и даже анекдотичное начало связи могло остаться без последствий, но оказалось, что оно навсегда отметило их отношения. Всякий раз, когда после заданий Поль и Керри встречались в «нормальных» условиях жизни казармы, их близость казалась обоим случайной, а соперничество брало верх над взаимопониманием. Они начинали мучить и почти ненавидеть друг друга. Напротив, когда на операциях, в которых они охотно вызывались участвовать вместе, Поля и Керри подстегивали опасность и непредсказуемость событий, они вновь обретали безграничное счастье первой близости. Они были похожи на наркоманов, попробовавших тяжелые наркотики и теперь не испытывавших к легким ничего, кроме отвращения.
Мысль оставить армейскую службу пришла им в головы одновременно, но по разным причинам. Поль не видел своего будущего в бесконечной череде заданий, которые будоражили кровь, но непременно оставляли какое-то ощущение пустоты. Ему казалось, что его жизнь превращается в бессмысленную круговерть, как ее понимал Паскаль, и он все больше отдаляется от чего-то главного. В ту пору во время затянувшихся перерывов между заданиями он много читал и имел вдоволь досуга, чтобы обдумать причины, по которым завербовался в армию. Верность слову и памяти той жертве, которую принес его отец, оставалась среди них главной, если не единственной. Сам Поль долгое время считал свой шаг доказательством смелости. Теперь же армейская служба виделась ему прибежищем трусости и бегством отличного выбора. В восемнадцать лет он мечтал об изучении медицины и установлении глубоких и искренних связей с людьми. В один прекрасный день Поль решил положить конец колебаниям и выбрал легкий путь армейской карьеры. Мысленно возвращаясь к тому времени, Поль подумал, что накопил достаточно опыта, чтобы пересмотреть свое решение. Было еще не поздно заняться медициной, к которой его неизменно влекло.
Керри тоже одолевали сомнения, но по совсем другим причинам. Поначалу она восприняла свою службу как вызов и возможность оправдать репутацию непокорной и дерзкой девчонки, которая установилась за ней среди сестер. Теперь она понимала, что приняла решение лишь под давлением крохотного мира своей семьи, державшей ее вместо мальчишки. Ей захотелось вернуться к серьезным занятиям психологией, которые ей пока заменяло беспорядочное чтение популярных статей и книг. Но главное, оказавшись заброшенной в мир мужчин, она стала иначе относиться к себе как к женщине. Глядя на своих кокетливых и бестолковых сестер, Керри постепенно привыкла использовать женственность как один из залогов успеха в жизни – вроде ума, спортивного духа и чувства юмора. Теперь она видела в ней нечто гораздо более важное. Ей захотелось жить жизнью женщины рядом с мужчиной, иметь семью.
Поль и Керри не раз обсуждали принятое обоими решение и то, что их к этому подвело. Велик был соблазн остаться вместе и в новой жизни, но после участия в последней перед отставкой операции они отбросили эту мысль. Поль и Керри были отправлены на Кавказ в расположение чеченских формирований, которым Соединенные Штаты оказывали тайную помощь. Само по себе задание не было сложным, хотя и требовало физического напряжения, но в этих непередаваемо красивых горах, среди принесенных в жертву суровых людей они испытали минуты такой любовной страсти, что даже мысль о том, что впереди маячит сытая и спокойная жизнь, казалась непереносимой. В двадцати километрах от разбомбленного Грозного, забравшись в бревенчатое убежище, которое начинал засыпать снег, они решили разорвать отношения на этой чистейшей ноте и сохранить воспоминания в неприкосновенности. Они распрощались друг с другом как путники, пошедшие после привала каждый своей дорогой.
Но перед тем они дали другу два обещания. Во-первых, оставив секс в стороне, всегда хранить взаимную привязанность, не изменять прекрасным воспоминаниям и помнить о том восхищении, которое всегда испытывали друг к другу. Второе было сродни зароку: они снова встретятся, если жизнь даст им шанс опять пережить минуты такой же близости, как та, что они испытали. Оба не очень-то верили в такую возможность, но поклялись ответить друг другу, если каким-то чудом опять «все сойдется».
В Одессе они убедились, что так и случилось.
Рожденная в подполье и напряжении службы, страсть Поля и Керри вспыхивала какогонь. Их близость подстегивали опасность, вечная гонка и необходимость принимать решения. После мгновения страсти и нежности на лужайке Дома Ипатьева они возвратились к работе.
В тот же вечер Керри и Поль суммировали свои выводы и наметили оперативные цели. Прежде всего, во что бы то ни стало найти следы вибриона холеры, похищенного в Польше. У них была единственная ниточка: Джонатан Клюз и его предполагаемые сообщники. Потом попытаться определить источник финансовой поддержки Хэрроу. Этим должны заняться в Провиденсе. В отправленном туда запросе они просили установить местонахождение офиса Хэрроу в Канзасе и выяснить, кто его оплачивал. Поль и Керри поручили Тайсену раскопать дополнительные сведения о Рогульском. Независимо от своей причастности к делу, профессор мог так или иначе контактировать с группой, помогавшей Хэрроу.
К девяти часам все было кончено. Поль и Керри пошли пешком к главному зданию, где им подали обед на крымских кружевных салфетках и вино в хрустальных бокалах, доставленных на транссибирском экспрессе к Берингову проливу. Отобедав, они вернулись в избу.
Встав рано утром, Поль и Керри пробежались по парку, едва освещенному бледными лучами зари. Учитывая разницу во времени, они смогли сразу же связаться с бюро в Провиденсе. В десять часов они в последний раз перед отъездом подвели итоги. Отдел Тары добыл важную информацию о списке членов группы Хэрроу. Выходило, что все, кто попал в разработку, два года назад просто-напросто испарились. След некоторых терялся еще до того, как им была отправлена официальная повестка об исключении из «Одной планеты». Установить их местопребывание будет непросто. До сих пор удалось зацепить лишь четверых из всего списка. Двое из них – мужчина и женщина – работали преподавателями в одном из колледжей Балтимора. Недавно они взяли билет в один конец в Южную Африку, откуда мужчина был родом. Установить их теперешний адрес не удалось.
Третий, двадцатилетний паренек, одним из последних примкнувший к Хэрроу, по сведениям Провиденса, имея «любительские познания в области строительства». До того как попасть в «Одну планету», он, судя по всему, работал на севере Канады. Люди из Провиденса установили, что он нанялся в отдел логистики организации «Врачи без границ» и недавно получил назначение в Африку в район Больших Озер.
Что же до Джонатана, то в бюро раскопали его адрес в департаменте Рона-Альпы, но не смогли подтвердить, что он там проживает и сейчас. Благодаря связям Дина удалось договориться о встрече с одним из инспекторов департамента безопасности, занимавшимся леворадикальными активистами.
Ближайший к Одессе аэропорт находился в Спокэйне, откуда после полудня отправлялся самолет на Нью-Йорк. Сделав там пересадку, они могли попасть в Париж на другой день к вечеру. Поль и Керри собрали вещи и сверили часы.
Ровно в пятнадцать ноль-ноль они вылетели из Спокэйна.
Глава 5
– Поль Матисс, это ведь французское имя?
Инспектор Лебедь, которому родители легкомысленно дали имя Филипп, оказался тщедушным человечком с длинным носом. У него был особенный цвет лица настоящих парижан, способный под влиянием эмоций изменяться от белизны каменных фасадов до сероватого оттенка оцинкованных крыш.
Поль и Керри сидели вплотную друг к другу на маленьком диванчике, обтянутом красной кожей. В небольшом шумном кафе прямо напротив штаб-квартиры департамента даже усатый патрон заведения казался напичканным государственными тайнами.
– Да, это имя французского происхождения, – ответил Поль. – Но все это быльем поросло. Когда Наполеон продал Луизиану… Вы понимаете?
– Еще бы не понимать! Тысяча восемьсот четвертый! Ну и глупость! До такого, как сегодня, мы бы не докатились. Ну, ладно… А вас как зовут, сударыня?
Обращаясь к женщинам, Лебель говорил с интонацией, которую американки в зависимости от возраста и жизненного опыта считают либо абсолютно очаровательной, либо невыносимо похотливой. Керри, которой и в голову бы не пришло, что ее может соблазнить этот коротышка с желтыми от никотина пальцами, находила его просто забавным чудаком. Так или иначе, ей было приятно немного поупражняться в языке. Она говорила на нем не так бегло, как Поль, но ей всегда нравилась мелодия французского.
– Меня зовут Керри. Но осторожно, я просто чудовище: стопроцентная американка. За-ну-да!
Она произнесла это слово с нарочитым акцентом. Лебель рассмеялся, но по его глазам было видно, что он уловил намек и намерен держаться смирно.
– Как поживает сэр Арчибальд Мортон? – спросил он почтительно.
В У Арчи все хорошо, – ответил Поль. – Он скоро вернется из длительной поездки по Дальнему Востоку. На этой неделе мы собираемся встретиться в Италии.
Они связывались через бюро в Провиденсе, и Арчи, ничего не объясняя, просил о срочной встрече еще до своего возвращения в Штаты.
– Передайте ему мои наилучшие пожелания, – сказал инспектор. – Я восхищаюсь этим человеком.
Из уст довольно желчного на вид француза комплимент прозвучал так, будто он только что лично вручил Арчи орден Почетного легиона. На этом тема была исчерпана. Керри и Поль решили, что Арчи заслужил благодарность, оказав когда-то Лебелю большую услугу.
– Итак, вас интересует молодой Джонатан?
Заметив, что Керри и Поль покрутили головами, Лебель успокоил их:
– Не волнуйтесь, здесь можно говорить.
– Да, – сказала Керри. – Мы разрабатываем американскую группу радикальных «зеленых», к которой он принадлежал…
– Да, в ваших краях они могут быть очень опасны, – задумчиво сказал инспектор. – У нас это по большей части славные парни, только и мечтающие стать министрами. Честно говоря, не знаю, что лучше. «Придется привыкать к философскому юмору инспектора, достойного представителя своего племени», – подумал Поль и вздохнул.
– Возьмете что-нибудь еще? – внезапно спросил Лебель и крикнул бармену: – Пожалуйста, еще кружечку, Раймон.
– Этот парень вернулся во Францию два года назад, – продолжила Керри, – и нам хотелось бы знать, что он делал с тех пор.
– Ваши люди мне уже сказали. А что, господин Арчибальд теперь работает на себя?
– У него частное бюро в Провиденсе.
– Провиденс! – Лебель сложил руки, словно молился. – Только американцы могут такое выдумать…
Видя, что его собеседники даже не улыбнулись, Лебель громко закашлялся и сказал:
– Перед тем как прийти, я заглянул в досье вашего клиента. Поль достал из кармана блокнот и фломастер:
– Ничего, если я кое-что запишу?
– У себя в Америке вы все еще пользуетесь этими штуками? – спросил Лебель, блеснув глазами. – Мне казалось, вы без карманного компьютера никуда…
Чтобы польстить инспектору, Поль издал короткий смешок.
– Мы уже давно приглядываем за вашим парнем.
– Из-за его делишек?
– Нет, в основном из-за отчима.
Керри и Поль переглянулись. О таком повороте они и не подозревали.
– Его мать развелась лет пятнадцать назад, а отец вскоре после того скончался от рака. Да, именно от рака, не ищите полдень в два часа дня.
Поль и Керри вопросительно взглянули на Лебеля, и тот перевел выражение на школьный английский:
– Я хочу сказать, не ищите преступления там, где его нет. Отец умер совершенно естественной смертью. Потом родительница вашего Джонатана вышла за некоего Эрве де Бионнэ, блестящего выпускника Эколь Нормаль д'Администрасьон – знаете, что это? Что-то вроде национального блюда наподобие улиток по-бургундски, но гораздо более ядовитое. Он бросил государственную службу и стал боссом в промышленности.
– Какой промышленности?
– В том-то и дело. Он президент «Бета-текнолоджиз», главного в Европе производителя боевых ракет.
– Торговец оружием.
– Если угодно. Самое меньшее, что мы могли сделать, это приглядывать за его окружением. Собственных детей у него нет, жена ни во что не замешана. Кое-какие проблемы возникли как раз с Джонатаном.
– Какого рода проблемы?
– По правде сказать, ничего особенного. Кризис переходного возраста, протест против отчима, разные глупости.
– Как это все проявлялось?
– Что с этим парнем забавно, так это то, что он любит заигрывать с опасностью, но сам ни во что не вляпывается. Еле тянул в школе, но с помощью частных учителей родители дотащили его до аттестата. Джонатан крутился с какими-то музыкантами – он на гитаре играет, по-моему, – пропитанными наркотиками до костей, но сам только баловался.
– Не приторговывал?
– В том-то и дело, что да. У нас была наводка из таможни о переправке кокаина из Колумбии.
– Когда это было?
– Четыре года назад.
– Его судили?
– Нет, только по-хорошему предупредили отца, ну, этого отчима. Тот подключил министра внутренних дел. Когда всех накрыли, парень уже улизнул. Понятное дело, те решили, что это он их подставил, но проблем не возникло, потому что их всех засадили – и здесь, и в Колумбии.
– И тут родители отправили его на практику в Штаты.
– Именно так.
– У вас должно быть досье на него?
– Которое может надолго запрятать его за решетку, но хода ему не дали и держат так, на всякий случай.
– Вам известно, чем он занимался в Штатах?
– Мы знали только, что за ним присматривало ФБР. Он связался там с радикалами, а когда вернулся домой, ваши ребята посоветовали нам не спускать с него глаз. Он обосновался в департаменте Рона-Альпы. Мы дали указание нашим парням на месте время от времени проверять его. Ничего, если я закурю?
Лебель достал пачку «Мальборо» и с нежностью посмотрел на знакомый прямоугольник с надписью: «Курение убивает».
– Лучше не надо. Вас же предупредили, что я зануда.
– Я раб пожеланий синьоры, – сказал Лебель, улыбнувшись и продемонстрировав свои мелкие желтые зубы.
Он снова засунул сигареты в карман.
– Значит, он жил в Рона-Альпах?
– Ваш папенькин сынок записался в какое-то экологическое движение. Похоже, это он у вас там пристрастился. Он выбрал самую боевую организацию во Франции, хотя здесь у нас они не идут дальше протестов против ядерной энергии.
– Что, должно быть, не очень нравилось отчиму…
– И да, и нет. Дело в том, что вообще-то он симпатичный парень, хотя до сих пор живет на деньги родителей. Мне кажется, что они не считают все это трагедией. Думают, что он перебесится. Джонатан дилетант по натуре, плейбой. Все эти бунтарские игры – не более чем уловка, чтобы подцепить симпатичную девочку. Да простит меня мадам, – добавил Лебель, склонив голову.
Керри пожала плечами и улыбнулась.
– Он все еще тусуется с «зелеными»?
– Нет. Он расстался с ними чуть более года назад.
– По какой причине?
– Безо всякой. Это может быть совпадением, но у его тогдашней девчонки как раз в то время возникли трения с организацией.
Лебель грустно взглянул на дно своей пустой кружки, явно стесняясь заказать третью.
– Возьмете что-нибудь еще? – протянул ему руку помощи Поль.
– Почему бы и нет? Э-э… Еще кружечку.
– И два кофе, – крикнул Поль, делая знак патрону.
– Так вот, – продолжил приободрившийся Лебель, – эту девицу потрепал полицейский во время одной демонстрации. Ничего особенного, но об этом много шумели. Организация не упустила случая: слепое насилие, жестокость полиции, вся эта чушь… У нее брали интервью направо и налево. К несчастью для них, девицу в ответах определенно занесло не туда.