– Привет, Барни.
В зеркале заднего вида нарисовалось приветливое и спокойное лицо Поля.
– Вынужден предупредить тебя, что я вооружен. Поскольку лучше разобраться с этим сразу же, я бы просил тебя вынуть твой 7,65 и положить его на правое сиденье.
Арчи всегда настаивал, чтобы его агенты носили оружие только на задании. Исключение было сделано лишь для начальника оперативного отдела, чье положение считалось более уязвимым, чем у остальных.
Барни выполнил просьбу Поля, и тот забрал пистолет.
– Что это еще за игры, Поль?
– Возможно, мы и договоримся, Барни, но сейчас, уж прости, я никому не доверяю.
– Куда ты хочешь поехать?
– Съезжай с трассы и остановись у первого попавшегося кафе. Нам надо сесть и серьезно поговорить.
Барни сбавил скорость. Он снова закрыл окно, чтобы они лучше слышали друг друга.
– У тебя утомленный вид, – сказал он, поглядывая в зеркальце.
– Просто подыхаю, – ответил Поль. – Всю ночь не спал.
– Как дела в клинике?
– Уже неделя, как я туда не звонил. Эта чертова операция вконец меня измучила.
– Есть что-то от Керри?
Поль пожал плечами:
– Ты ведь не хуже меня знаешь, где она сейчас.
– Ошибаешься, Поль. Арчи всех отстранил от этого задания на прошлой неделе, и с тех пор на этот счет гробовое молчание.
– Об этом-то я и хотел поговорить.
Они съехали с трассы и катили теперь среди разбросанных там и сям белых домиков в окружении аккуратно подстриженных газонов. Первая лежавшая на их пути деревня оказалась совершенно пустынной. Все прихожане, должно быть, отправились на службу в храм. На выезде нашлась маленькая автостоянка, где расположился торговец гамбургерами. Его лавочка была переделана из старого контейнера, поставленного на кирпичи и разрезанного с одной стороны. Три или четыре столика поджидали клиентов. Барни запарковал машину, и они устроились за одним из них, подальше от провонявшего прогорклым маслом контейнера. Добродушный латиноамериканец принял у них заказ. На лице его отразилось разочарование, когда клиенты отказались от его хот-догов и попросили только кока-колу. Поль почувствовал себя неловко, оказавшись лицом к лицу с Барни. Ему стало стыдно, что он так грубо обошелся с ним.
– Не стоит обижаться, приятель. Сейчас я всего лишь беглец.
– Как бы то ни было, я твой друг. Не знаю, поверишь ли, но я ждал твоего появления в любой момент.
– Почему ты думал, что я появлюсь?
– Все дело в том, что произошло в Провиденсе. Кое-кто из ребят не понял решения Арчи. Вот так сразу взять и прекратить дело. Керри и Поль больше не имеют отношения к бюро. Прекратить с ними все связи.
Барни провел своей грубо вылепленной рукой по коротко стриженным волосам, как будто кто-то заехал ему по голове.
– Многие, и я в том числе, поначалу не слишком серьезно отнеслись к этому делу, но, когда вы подключились, мы все стали работать на совесть. Мы восстановили историю группы Хэрроу и не сомневаемся, что он задумал что-то невиданное, диверсию мирового масштаба.
Поль узнал действие энтузиазма Керри, которой во время работы в Провиденсе удалось сплотить всю команду. Он почувствовал легкую зависть. Ему одному никогда не удалось бы так мобилизовать людей.
– Для меня это стало чем-то личным. Я, как и вы, убежден, что атаке подвергнутся страны третьего мира, и Африка в первую очередь. Они просто нацисты, эти ребята. Они хотят убивать не за расовую неполноценность, мнения или верования. Они хотят уничтожать людей просто потому, что те лишние. Я ждал, что рано или поздно такая идея родится. Боялся за свой народ, африканцев, независимо от того, живут они здесь или там. Им плохо, и вот они уже вызывают ненависть, стоят на пути прогресса и ложатся грязным пятном на общество сытых. Однажды должны явиться некие типы и объявить: вас слишком много, и вы недостойны жизни.
По дороге ползли грузовики, почти заглушая их голоса, но Поль понимал главное. Барни был до конца с ним. Большая удача, что он к нему обратился.
– Послушай, – сказал Поль, – мы должны узнать, что там за возня вокруг Арчи. Почему он так быстро переменил свое мнение? Что заставило его срочно от нас отделаться? Просьба ЦРУ? Если так, то кто в Конторе принял это решение?
Барни задумался, сделав большой глоток колы. Лицо его было серьезно, как никогда, хотя с высокого стакана во весь рот улыбался большой Микки-Маус.
– Я кое-что проверил, узнав о решении Арчи, – сказал он. – По-тихому, через свои старые связи в Конторе я навел справки о том, кто вместо вас ведет это дело.
– И что же?
– Насколько я знаю, никому в Лэнгли не поручали разрабатывать группу Хэрроу.
– Ты хочешь сказать, что они отстранили нас, не перепоручив это дело никому?
– Никому. Дело закрыто и похоронено.
Они посмотрели друг другу в глаза, бешено прокручивая в голове эти сведения.
– Это подтверждает мой вывод, – сказал Поль. – Кто-то в ЦРУ прикрывает Хэрроу.
Он рассказал Барни историю с ААЗП и странную роль, которую источник Арчи сыграл в этом деле.
– Ты знаешь, с кем Арчи там связан?
– Нет. Он никому не говорит о своих контактах. Старая привычка держать язык за зубами, но с точки зрения табели о рангах он должен выходить на кого-то из боссов, возможно, на уровне директората.
– Вряд ли на самого директора. Их ведь тасуют как карты. Кроме того, они политики и не возьмут на себя ответственность за оперативные распоряжения.
– Арчи много раз говорил о Маркусе Брауне, заместителе директора… К несчастью, этот тип любит таинственность. Никто не имеет с ним дела напрямую.
– Я тоже об этом слышал. Если хочешь, могу попытаться проверить. Наведу справки и о других шишках в руководстве.
– Сделаешь это?
– Конечно.
Это было главное, что волновало Поля: захочет ли им помогать Барни. Результат даже не так важен, главное – они уже не одни. Поль протянул руку и пожал Барни локоть:
– Спасибо!
Барни не улыбнулся и кивнул головой. У него было лицо человека, действующего в силу своих убеждений и не ждущего ни от кого благодарности.
– А как там твои ребята? Думаешь, кто-то еще согласится помочь?
– Все. Тайсен, Тара, Кевин, даже Александер – все с вами. За них я отвечаю. Если у тебя будет к ним дело, обращайся через меня. Главное, не надо лишнего шума.
– Из-за Арчи?
– В основном из-за Лоуренса. Когда Арчи выкинул вас за борт, он чуть не прыгал от радости. Это был гол в мои ворота. Слышал бы ты, как он издевался над нашей погоней за лабораторными мышками… Благодаря этой истории он приобрел несколько новых союзников из темных лошадок и завистников, которые не могли пережить, что Арчи мне доверяет. К счастью, все это не зашло далеко.
Хозяин заведения уже некоторое время слонялся поблизости. Он все еще не оставил надежды сбыть им свои гамбургеры. Самое время смываться.
– Уверен, что Арчи поручил Лоуренсу разыскать вас во что бы то ни стало, – заключил Барни. – Скорее всего, это его ребята держат Керри взаперти.
– Скоро я попрошу у тебя помощи в одном деле. Керри пришлет мне список людей, которых надо найти и отработать. Она пытается заполучить его в Австрии. По-моему, дело непростое: сведения, которые ей нужны, относятся к шестидесятым годам.
– Присылай. Я дам тебе связь, чтобы выйти на меня без лишнего шума. Ты можешь послать мне все, что угодно, не привлекая внимания ребят Лоуренса.
На клочке бумаги Барни написал номер мобильного телефона и код доступа к почте.
– И последнее, – сказал Поль. – Помнишь эту француженку, которая замешана в разгроме лаборатории во Вроцлаве? Та, на которую нам указал инспектор департамента французской безопасности?
– Отлично помню.
– Разыскивая ее, я попал в западню в Нью-Йорке.
– Странно, но, когда ты мне сказал о наводке студента, я сразу подумал о какой-то ловушке.
– Я тоже, но выбора не было. Надо любой ценой выследить эту девчонку. Не мог бы ты собрать о ней сведения во Франции, проверить списки пассажиров трансатлантических рейсов, установить номера телефонов, на которые звонили с ее мобильного и проследить ее перемещения по стране? Любые сведения помогут мне возобновить погоню.
Подумаю, что я могу сделать.
Они стояли на грязной обочине дороги и жали друг другу Руку под умиленным взглядом мексиканца. Он бы весьма удивился, если бы узнал, что один из них привел сюда другого под дулом пистолета.
– Спасибо, Барни.
– Отвезти тебя куда-нибудь?
– Мой дом теперь – машина. Я бросил ее у западного выезда из Ньюпорта.
– Я отвезу тебя. Надень очки и бейсболку. Лучше, чтобы нас не видели вместе.
Глава 4
В отеле «Инн» селятся в основном туристы, но туристы особого сорта. Большинство путешествующей по всему миру братии направляется в Вену и Зальцбург. Поездка в Инсбрук, особенно летом, предполагает наличие более основательного интереса к Австрии. Иными словами, большинство туристов в этом городе – немцы. Они изучают своих ближайших соседей и вариации на привычные им темы: барочные церкви, дома с фахверком, готические надписи на вывесках. Большинство таких путешественников уже пожилые пары, разбавленные некоторым количеством вдов. Одинокие мужчины обычно держатся особняком и налегают на выпивку.
Присутствие среди такого окружения одинокой американки, выделяющейся своей вызывающей красотой и свободным поведением на грани местного представления о приличиях, породило в отеле массу сплетен, буквально ниспосланных провидением, ибо на улице не переставая лил дождь. К чему было ставить у входов здоровых парней, если и так любое ее движение подмечалось, обсуждалось, а может быть, и описывалось в дневниках постояльцев отеля?
После звонка Поля Керри немного изменила свое поведение и сама принялась наблюдать. Она спустилась к завтраку, едва открылся ресторан отеля. Сидя под люстрой из рогов оленя, она разглядывала посетителей, сновавших у подогреваемых прилавков с едой. Самыми ранними пташками были естественно, командировочные и торговые агенты. Потом пошли представители активного третьего возраста. В восемь утра о были уже упакованы с ног до головы, изысканно сочетая традиционную плотную шерсть с наимоднейшим гор-тексом.
Позавтракав, Керри перебралась в холл, чтобы понаблюдать за массовым выходом на прогулку. Некоторые отправлялись пройтись пешком по городу. Другие, с рюкзаками на спине, предполагали исследовать местные горы, проделав часть пути на автомобиле. Гостиничная стоянка автомобилей располагавшаяся во дворе, была видна с продолжающей холл веранды. Керри заметила пару, выезжавшую со стоянки на параллельную набережной улицу. На ней по сторонам черного хода стояли два охранника Арчи.
Керри провела день, слоняясь по номеру и нижнему этажу отеля. Она купила кое-что из австрийской одежды в лавочках, выходивших в холл, и написала открытки детям. Потом опустила их в огромный медный почтовый ящик с выгравированным гербом Габсбургов. В пять часов она снова заняла свое место в холле. Через некоторое время в отель возвратилась пара, отбывшая утром на автомобиле. Мужчина раскраснелся и с видом победителя шел, заломив тирольскую шляпу на затылок.
Около лифтов висела большая карта окрестностей, и Керри позаботилась о том, чтобы занять кресло поближе к ней. Войдя в отель, путешествовавшая чета подошла к карте, где их немедленно окружили любопытствующие. Они говорили по-немецки, но было нетрудно понять, что прибывшие распускают хвост, указывая на небольшую вершину в нескольких километрах от города. Керри встала и присоединилась к группе. Герой дня заметил ее первым и выпятил грудь, чертя пальцем по карте маршрут восхождения. Керри вежливо осведомилась не говорят ли они по-английски. Не очень хорошо, но вполне понимают. Керри спросила, какая программа у них на завтра. Супружеская пара гордо заявила, что в половине девятого они выезжают к довольно непростой цели: леднику в тридцати километрах от Инсбрука.
Керри вежливо пожелала им удачи и удалилась.
Остаток вечера, как повелось, тянулся бесконечно. Те, кто ходил на прогулку, сразу после ужина отправились спать, а любители канасты стали играть по маленькой.
На другое утро два вчерашних покорителя вершин спустились к завтраку в половине восьмого. Примерно через час они погрузили свои рюкзаки на заднее сиденье «пассата» и выехали со двора отеля в направлении Хохглейтчер, куда хотели добраться до десяти. Прибыв на место, они специально поставили машину в тени в самой глубине паркинга, откуда начинала виться тропинка. Закинули за спину маленькие кожаные мешки, взяли свои альпенштоки и, насвистывая, отправились в путь.
Через десять минут Керри, из предосторожности прислушивавшаяся к звукам вокруг, вылезла из багажника «пассата». Накануне вечером она успела изучить карту. От стоянки ей надо было пройти всего километр, чтобы попасть на трассу, соединявшую Инсбрук с Мюнхеном. Дальше уж как повезет. В Австрии, как и по всему свету, красивой девушке не придется долго поджидать какого-нибудь услужливого автомобилиста.
Жюльетта вернулась из Филадельфии в Солт-Лейк-Сити рейсом «Юнайтед Эйрлайнз». Она положила красную колбу в свой маленький чемодан и сдала его в багаж, чтобы не проходить контроля.
Во время полета она запила легкой кока-колой две таблетки нейролептика. Как она и боялась, связанный с началом операции стресс опять спровоцировал возбужденное состояние. Жюльетта снова испытывала эйфорию, чувство непобедимости и любопытство на грани суетливости. В любую минуту она могла потерять над собой контроль. Жюльетта взяла за правило регулярно принимать таблетки, даже если чувствовала себя хорошо. Особенно если чувствовала себя хорошо.
Хэрроу ждал ее на стоянке машин у аэропорта за рулем бежевой «ниссан-пэтрол» с номерами штата Юта.
Жюльетта разволновалась, увидев его, хотя расстались они всего два дня назад. Она гордилась тем, что выполнила задание. В радости подчинения приказам она черпала какое-то солдатское наслаждение. Ей было приятно думать, что отныне Тед и есть ее семья.
Пока он вел машину, Жюльетта смотрела на него, не произнеся ни слова. Когда в Колорадо она сказала себе, что не чувствует к нему физического влечения, она не лукавила. Теперь, когда у них был один секрет на двоих, она неожиданно ощутила внутри желание. Жюльетта постаралась как можно дальше отогнать эти мысли. Она сказала себе, что неудовлетворенность придаст ей больше сил для выполнения того, что от нее требуется.
Хэрроу подвез ее к ничем не выделяющемуся дому на окраине Солт-Лейк-Сити. По внешней металлической лестнице они поднялись на третий этаж, потом прошли по темному коридору до едва выделявшейся на фоне стены двери, в которую Хэрроу постучал три раза. Квартира оказалась почти пустой, если не считать стола и двух железных кроватей. Открывший им дверь высокий блондин объявил, что их отъезд назначен на половину первого ночи. Он указал им на два полотняных матросских мешка и сказал, что внутри все, что им нужно. На столе лежали приготовленные для них сандвичи и стояли бутылки с содовой. Хэрроу поблагодарил его, и парень вышел, назначив встречу внизу на одиннадцать.
Они вытянулись каждый на своей кровати, чтобы отдохнуть перед бессонной ночью. Жюльетта вертелась на скрипящем железном ложе.
– Тед…
– Да.
– Ты не спишь?
– Нет еще.
– Я хотела тебя спросить…
Тед лежал не шевелясь. Кровати стояли валетом, и она видела острые подошвы его мексиканских сапог.
– Что в этой колбе?
Сапоги раздвинулись, и показалось искаженное гневом лицо Хэрроу.
– Делай, что тебе положено, и не задавай вопросов.
Он говорил так агрессивно, что продолжать было невозможно. Жюльетта замолчала. Она была разочарована не потому, что Хэрроу нагрубил ей. Она ведь сама выбрала свою судьбу и не ожидала, что к ней будут относиться иначе. Ей было не по себе оттого, что Хэрроу ей не доверяет. Узнай она, что находится в колбе, ей было бы легче действовать. Она задала вопрос не потому, что ей не хватало веры в их дело, а потому, что хотела отдаться ему до конца.
Она мучительно думала о том, что такое истинное подчинение. В конце концов она поняла, что Хэрроу прав. Вера не имеет ничего общего с разумом. Если на свет рождается Блаженный Августин, это значит, что священное пламя первых христиан пылает уже не так ярко. Только слепое подчинение есть залог великих деяний, когда проходит первое озарение веры.
Она сама удивилась, что думает о религии, и пришла к выводу, что дух города мормонов каким-то образом повлиял на нее. Потом она провалилась в сон.
Как и предполагалось, в одиннадцать за ними пришла машина. За рулем сидел человек, смахивавший на немого. За два часа пути он не произнес ни единого слова. Место, куда они прибыли, оказалось совсем неприметным – простой поворот дороги недалеко от соленого озера. Отсюда, пройдя по каменистому склону, можно было выйти прямо к его берегу. Высадив их, машина сразу уехала.
Ночь выдалась безоблачной и безлунной, холодный свет звезд серебрил землю. Горная цепь на горизонте была различима только по отсутствию звезд на небе и сгустившейся темноте. Легкий восточный ветер нес прохладу со стороны холодных перевалов Скалистых гор. Примерно час Хэрроу и Жюльетта ждали, усевшись на свои мешки. Неожиданно в нескольких сотнях метров от них загорелись две линии белых огней похожих на лежащие рождественские гирлянды. Вглядевшись в даль, Жюльетта различила суетящиеся вокруг них силуэты людей и едва слышное урчание портативного генератора.
Не прошло и пяти минут, как на горизонте показались огни самолета. Когда он приблизился, Жюльетта узнала контуры легкого двухмоторного аппарата с тремя иллюминаторами с каждой стороны. На таком же она летела в неизвестную местность Южной Африки. Когда самолет приготовился к посадке между двух светящихся линий, Жюльетта смогла прочитать буквы на его крыльях. Они оказались не теми, что случайно врезались ей в память во время первого полета.
Не дожидаясь приземления самолета, Хэрроу встал и забросил мешок на плечо. Он сделал знак Жюльетте, и оба они бегом устремились к посадочной полосе.
Силуэты людей, готовивших посадку, едва виднелись в темноте ночи. Поднимаемый пропеллерами вихрь заставлял Жюльетту и Хэрроу пригибаться к земле. Они подошли к самолету сзади, когда, вопреки всем правилам безопасности, боковая дверь открылась при работающих моторах. Хэрроу сначала забросил внутрь их мешки, а потом подтолкнул Жюльетту вперед и вслед за ней забрался на борт. Самолет сразу же стал выруливать на взлет.
Кроме двух пилотов внутри никого не оказалось. Жюльетта спросила себя, не накачают ли ее и в этот раз наркотиками, но Хэрроу не предложил ей никакого напитка.
Откинувшись на дерматиновом сиденье, Хэрроу казался счастливым и умиротворенным. Впервые после начала операции Жюльетта заметила, что он улыбается. Он улыбался чему-то своему, но Жюльетта получала свою долю счастья от радости за того, кого любишь.
Они долго летели в полной темноте, и Жюльетта задремала. Когда справа на горизонте зарозовела заря, она поняла, что они летят на юг. Дважды они садились для дозаправки – во время первой посадки в совершенно пустынной местности Жюльетта видела каких-то людей, наполняющих баки из огромных бочек с керосином. Во второй раз они приземлились на небольшом аэродроме гражданской авиации. На здании аэропорта не было никакого названия. Жюльетта и Хэрроу вышли наружу и направились к небольшому строению, крытому римской черепицей. В крохотном помещении сидели трое незнакомцев, похожих на мексиканцев. Они говорили по-испански. Внутри царила нестерпимая жара. Жюльетта не знала, находятся ли они еще в Соединенных Штатах, но не стала задавать вопросов. Мексиканцы и Хэрроу вели себя так, словно ее не существовало. Жюльетта постепенно становилась экспертом по оценке молчания – на сей раз оно вызывалось не презрением или недоверием, а скорее охватившим мужчин волнением. Одна Жюльетта не знала, что происходит, но сохраняла полнейшее спокойствие. Таблетки укротили бег ее мыслей, и ее пьянило состояние стороннего наблюдателя. Похожая на Мадонну, она с нежной улыбкой расточала вокруг не требующее награды, вечное и доброжелательное милосердие.
Они вернулись в самолет, который стоянка на открытом солнце превратила в раскаленную печь. Пилоты подняли самолет в воздух, и Жюльетта увидела, что вокруг, насколько хватало глаз, расстилалась засушливая степь. Раньше землю скрывала низкая облачность, теперь же они парили в сухом воздухе над изрытыми оврагами холмами и прямыми как стрела дорогами. уже под вечер они последний раз приземлились на маленьком аэродроме, расположенном неподалеку от деревни. Жюльетта поняла, что они в Мексике, ибо пилоты впервые повернулись к своим пассажирам и широко улыбнулись. Даже скупой на эмоции. Хэрроу не скрывал облегчения. Их поджидала машина с мексиканскими номерами. Жюльетте и Хэрроу отвели две комнаты в покрытом белой штукатуркой мотеле. Они пообедали каким-то блюдом из теста в крашенной охрой комнатке. В четыре часа утра за ними пришла та же машина и отвезла их по горным дорогам на аэродром чуть побольше того, где они сели. В конце асфальтовой взлетной полосы их ждал небольшой самолет. Новый экипаж оказался разговорчивее первого. Капитан, рыжеволосый крепыш, говорил с британским акцентом. Его жизнелюбие выдавали огромные, загнутые кончиками вверх и тщательно расчесанные усы. Он то и дело поворачивался к пассажирам и комментировал полет. Пилот объяснил, что им предстоит пересечь полуостров Юкатан и пролететь над несколькими островами Карибского моря. Потом они возьмут курс на Южную Америку.
Через некоторое время они заметили тоненькую полоску пляжа, отделяющего голубоватую рябь океана от безграничных просторов амазонского леса. Понять, Гвиана это или Бразилия, не было никакой возможности, да и сам пилот в ответ на их вопрос указал пальцем туда, где нелепая граница делила на части густо заросшую землю.
Около полудня они заправились в аэропорту Сантарема. Жюльетте стало ясно, что ореол таинственности вокруг их полета испарился. Какой-то полицейский в форме даже поприветствовал пилотов и дружески поболтал с ними. После последнего броска над Амазонкой и горами Минас-Жерайс они к вечеру приземлились в Рио-де-Жанейро.
Измученная перелетом Жюльетта чувствовала, что совсем раскисает во влажном пекле. Теперь она недоверчиво вдыхала смесь запаха моря и сахара, делающую неподражаемым воздух Бразилии.
Она машинально подала свой паспорт человеку, который их встретил. Он по специальному проходу провел их мимо полицейского контроля и возвратил Жюльетте паспорт. Она вспомнила, что для пребывания в Бразилии ей нужна виза, и спросила об этом Хэрроу.
– Виза? – ответил тот. – Но ведь она у тебя есть!
И он раскрыл паспорт на той странице, куда полицейский только что поставил свой штамп.
У Жюльетты не было времени поинтересоваться, что означает подобная предупредительность. Одной бюрократической формальностью меньше, а значит, можно лечь спать пораньше. Больше ей сейчас ничего не хотелось.
Глава 5
Все грабители рано или поздно задаются вопросом: что лучше работать в перенаселенном центре города с его битком набитыми домами или в совершенно пустынном месте? В первом случае рискуешь столкнуться с любопытными соседями и прочими ненужными свидетелями. Во втором – опасность таится как раз в тишине, где каждый звук говорит о присутствии чужого.
Именно в этом положении находилась Керри. Облачившись в черные спортивные брюки и куртку, в перчатках и шапочке с прорезями, она приближалась к дому Фрича. Взятую напрокат машину она оставила в лесочке примерно в километре: дальше шли альпийские пастбища, не дававшие возможности ее спрятать. Ночь была ясной, а прохладный воздух разносил каждый звук с пугающей отчетливостью. Керри боялась спугнуть собак. Ни один луч света не проникал сквозь окна домов, но темнота не успокаивала, а пугала ее. Казалось, что мучимые бессонницей местные жители прильнули к окнам и всматриваются в ночь.
Дом Фрича, как и вся деревенька, был погружен в темноту. Он казался гораздо меньше, чем днем, – нависавшая над ним гора ночью выглядела гигантской. После бегства из отеля Керри попыталась подробно воспроизвести в уме план дома, а потом, сидя в маленьком погребке напротив агентства по найму автомобилей, начертила его на бумажной салфетке.
Кабинет профессора располагался на первом этаже на равном расстоянии от главного и черного хода. В него можно было попасть, проникнув с главного входа и миновав гостиную, но Керри предпочла обойти дом сзади, со стороны сада. Возможно, она подсознательно избегала риска оказаться на самом виду, если кто-нибудь из соседей выглянет-таки в окно и обнаружит, что она возится с дверным замком. Замок с иглами, стоявший у Фрича, мог потребовать времени. В одном из супермаркетов Керри купила нужные инструменты, но там, конечно, не продавали таких незаменимых вещей, как микрозаряды.
Керри скользнула за дом. К счастью для нее, он не был оборудован датчиками движения, автоматически включающими свет в саду.
Дверной замок отличался типично немецкой надежностью. В других обстоятельствах Керри, наверное, порадовалась бы возможности помериться с ним силами. В школе разведки этот предмет давался ей легче всего, но в темноте альпийских лугов подобное занятие не имело ничего общего с интеллектуальной игрой. Умом Керри понимала, что бояться нечего, но спазмы в животе напоминали о том, что плоть не обманешь, – она инстинктивно чувствует страх.
Где-то сзади, за оградой, в темноте всполошились птицы. Шлепанье перепончатых лап и шуршание крыльев выдавали волнение гусей. Гуси! Керри о них не подумала. Лучшие сторожи, чем собаки. Однажды они спасли Рим, а теперь могут ее погубить.
Отступать поздно. Керри склонилась над замком и изо всех сил нажала на вошедший в личинку бурав. Одним движением ручного сверла она раздробила маленькие иглы замка. Путь был свободен.
Керри замерла и прислушалась. Ей казалось, что быстрая операция по взлому замка наделала шуму, но тишина сомкнулась над домом, и ничто не говорило о том, что внутри кто проснулся. Керри вошла внутрь.
В полной темноте запах натертой воском мебели, растворителя и вареной капусты бил в нос еще резче, чем днем. Светя перед собой фонариком, Керри поднялась на две ступеньки прошла по коридору и оказалась возле кабинета Фрича. Дверь была закрыта, и, нажав на ручку, Керри обнаружила, что кабинет заперт на ключ. Это вряд ли могло быть мерой предосторожности – примитивный замок оказался из тех, которыми обычно оснащают внутренние двери. Нет, эта привычка – часть установленного порядка, в соответствии с которым в строго организованном домашнем мирке профессора каждая вещь и бумага лежат на своем месте. Керри вдруг подумала, как забавно и одновременно страшно то обстоятельство, что один из самых бесчеловечных на свете планов родился в мозгу такого любезного, дисциплинированного и безобидного на вид человека.
Керри взломала замок без всякого труда, стараясь шуметь как можно меньше. Она открыла дверь и увидела письменный стол с аккуратно разложенными бумагами и принадлежностями для работы. Стул располагался точно посередине, пенал, бювар и небольшие часы занимали свои неизменные места.
Керри взглянула на потолок, чтобы удостовериться, что оттуда не падают лазерные лучи системы безопасности, и, не обнаружив их, подошла к шкафу с колонками, где хранились архивы Фрича. Он тоже был заперт, но ключ торчал тут же, в замке. Керри открыла шкаф. На ящиках значились годы соответствующих семинаров. Да, профессор сделал все, чтобы облегчить ей задачу. Керри дошла до 67 года и выдвинула ящик. На папках перечислялось, какие именно документы в них хранятся. Керри хотела взять все. На одной папке стояла пометка «Лекции», и в ней хранились данные о прочитанных в этом году курсах. На другой указывалось «Упражнения», на третьей – «Библиография». Все папки оказались весьма объемистыми, и Керри решила не делать лишней работы. Она взяла папку с надписью «Оценки» и нашла листок с годовыми оценками студентов. Здесь были только имена без фамилий. Керри заглянула в папку с надписью «Фотографии студентов» и с изумлением убедилась, что она пуста.
Ей вдруг почудилось, что тишина стала полниться какими-то подозрительными звуками. Керри вздрогнула. Все, что происходило до этого, она предвидела и могла просчитать. Исчезновение снимка стало для нее полной неожиданностью. Она прошлась по комнате лучом фонарика, но ничего не обнаружила. Фотографии не было ни на письменном столе, ни на одноногих столиках, служивших подставками под лампы.
Вдруг Керри вспомнила, что профессор обещал ей сделать отпечаток снимка. Наверное, он отнес фотографию в лабораторию, по его словам оборудованную в гараже. Как же туда попасть? Керри вышла в коридор. Вокруг стояла непроницаемая тишина, не внушавшая доверия. Перед ней располагалась гостиная и веранда с желтыми и белыми стеклами, служившая столовой. Туда идти бесполезно. Керри свернула направо и оказалась на маленькой площадке у входной двери. Здесь имелась еще одна деревянная дверь, которая вела, должно быть, в погреб или пристройку. Она была закрыта на засов с замком внутри. Вполне возможно, что это и есть ход в берлогу, где профессор уединялся для занятий фотографией. Керри толкнула дверь и увидела уходящую вниз бетонную лестницу. На нее пахнуло теплой сыростью. Откуда-то снизу доносилось урчание горелки. Керри спустилась вниз и вышла в просторный гараж, где стояла старая серебристая «ауди». На стенах висели лопаты для снега, санки и алюминиевая лестница. Керри обошла гараж, открывая множество маленьких дверок, которые вели в чуланы. Один из них был приспособлен под фотомастерскую. В воздухе витал едкий запах проявителя. На этажерках были расставлены картонные коробки «Агфа». На высоком столике красовался цейссовский увеличитель. С огромным облегчением Керри обнаружила там же и фотографию студентов 67 года. Две ее копии сушились на шнуре, натянутом над красными пластиковыми ванночками с проявителем. Оригинал снимка с именами студентов нашелся в ящичке под увеличителем. Керри едва успела протянуть к нему руку, как вдруг в гараже вспыхнул свет. Керри быстро повернулась и вышла из лаборатории. Она услышала, как кто-то медленно спускается по бетонной лестнице. Керри проворно юркнула назад, схватила снимок и, согнув его пополам, запихнула в карман куртки, а потом спряталась за автомобилем. Через задние стекла машины Керри увидела силуэт человека, остановившегося на последней ступеньке. Рука человека водила по комнате чем-то черным. Наконец, он двинулся вперед, и Керри поняла, что это Хильда в красной ночной рубашке с неизменной каской блестящих волос. В руке она держала помповое ружье.
Керри продумала план бегства, но к бою не готовилась. Из всего оружия с ней были только многофункциональные клещи с одним небольшим лезвием. Она вытащила их из кармана, но вдруг в гараже раздался оглушительный грохот. Хильда выстрелила в сторону лаборатории. Увеличитель разлетелся на части, а коробки рухнули на пол.
Теперь Хильда всматривалась в дальний угол гаража. На какую-то секунду Керри поймала ее взгляд. На лице прислуги не читалось ни тени страха или тревоги. Ее хладнокровие и ловкость, с какой она перезарядила оружие, уперев приклад вертикально в бок, говорили о том, что перед Керри не почтенная матрона, а отлично тренированный агент. Кто бы это мог так позаботиться о профессоре? Второй выстрел вдребезги разнес стекла машины. Керри почувствовала, как осколок стекла задел ее щеку. Она бросилась на пол.
Двойной щелчок подсказал ей, что Хильда снова перезарядила ружье. На пол с металлическим звяканьем упала гильза. Не оставалось сомнений: Хильда стреляла на поражение, прекрасно зная, что сумеет оправдаться необходимой самообороной. Керри понимала, что грохот выстрелов слышен в соседних домах и скоро сюда набегут другие любители поохотиться. Надо как можно скорее исчезнуть.
Прижавшись к полу, Керри увидела, что служанка обходит машину спереди. Керри рванулась к багажнику и присела за бампером. Рукой она нащупала замок багажника и надавила на него, сразу почувствовав, как нехотя поддается пружина крышки. С легким свистом амортизатора крышка начала подниматься. Хильда насторожилась, пытаясь обнаружить, откуда идет подозрительный звук. Увидев появившуюся над машиной крышку, она выстрелила. Град из мелких осколков стекла заполнил багажник.
Керри воспользовалась этим мгновением, бросилась к стене и схватила лопату. Отточенным движением она ударила прислугу в тот самый миг, когда та собиралась вновь передернуть затвор. Та попятилась назад, но не выпустила из рук оружие. Перевернув лопату, Керри заехала ей рукояткой в живот. Хильда отлетела к стене, и блестящая каска волос слетела с ее головы, обнажив лысый череп. Почтенная матрона оказалась мужчиной.
Он сидел на полу среди мотков провода и пластиковых баков. Керри могла бы бежать, но мужчина все еще сжимал в руках ружье. Она боялась не успеть проскользнуть на лестницу до того, как он снова выстрелит. Керри несколько раз ударила его ногами, как учили ее на уроках французского бокса. Она била его по рукам, которые наконец выпустили ружье. Керри схватила его, бросилась к лестнице и оттолкнула с дороги Фрича, который в растерянности стоял наверху. Гуси голосили вовсю. – Слишком поздно, красавцы! – крикнула им Керри.
Она припустилась бегом по дороге. Ружье она выкинула в первую же попавшуюся канаву. Было восхитительно прохладно. Керри чувствовала себя гибкой и невесомой.