— Но я не знал. Да и не трогал я ее.
Константин насмешливо поднял бровь, перевел многозначительный взгляд на мое лицо, на куртку, валявшуюся на полу, и обратно на полуобморочного Рябого.
А я из всего разговора для себя выделила только один момент — скоро я увижу Глеба, совсем скоро. И глупое сердечко забилось в болезненно — радостном предвкушении. Он меня не оставил, он придет за мной.
— Полина, присядь, — указал на кресло Костя.
На негнущихся ногах я подошла и села.
— Ты в порядке? — опять обратился ко мне парень.
Я легонько кивнула.
Ну как в порядке. Ровно настолько, насколько могла быть в данной ситуации. Мне кажется, я еще не осознавала, что со мной произошло и что все закончилось. То, что сейчас творилось в этой комнате, проходило мимо меня.
— Кость, я не трогал девчонку, — вновь заговорил Рябой. — Да, бл*ть, ты хоть скажи им, что это не я, — обратился ко мне.
Но я упорно молчала. Возможно, если бы я знала, что произойдет позже с ним и с теми двумя, я бы попыталась заступиться, как бы смешно это не звучало. Возможно. Но я абсолютно в этом не уверена. С недавних пор что-то черное, нехорошее поселилось во мне, требуя расплаты и крови. И это что-то набирало обороты, прорастало, обвивало своими длинными стеблями все мое нутро. Пугало ли это меня? Еще и как! Хотелось ли мне избавиться от пробуждающейся новой меня? Скорее нет, чем да.
Я настолько углубилась в свои мысли, что даже не слышала, как вошел в комнату ОН. Не слышала, но почувствовала. Подняла голову и столкнулась с его напряженным, оценивающим взглядом. Глеб сканировал меня, не пропуская ни одного сантиметра: задержался глазами на разбитых губах, на опухшей скуле, перевел взгляд на куртку и вновь на меня. И все молча, в звенящей тишине.
— Глеб, — прошептала я разбитыми губами.
Он в два шага подошел ко мне, присел на корточки. Я заглянула в его глаза и замерла — в них плескалось безумство, а неестественный лихорадочный блеск заставил дернуться назад.
— Глеб Аркадьевич, — начал было Рябой.
Орлов вскинул руку, приказывая молчать.
— Они не тронули тебя?
И тут меня прорвало, я заорала в голос, слезы потоком хлынули из моих глаз, я уткнулась головой в плечо Глеба. Он обнял меня, тихонько поглаживал по спине, ожидая, когда пройдет истерика. Странная все-таки штука — сознание. Оно блокирует свою хозяйку, а потом само решает, когда включиться, когда дать прочувствовать и выплеснуть всю боль и ужас от произошедшего. Я ревела и не могла остановиться. Потом на смену пришла ярость. Я начала колотить его кулачками по плечам, груди — везде, где могла дотянуться:
— Это из-за тебя! Слышишь? Из-за тебя! Ненавижу!
Он стоически терпел всплеск моей агрессии. Я вновь уткнулась в его плечо, начиная приходить в чувство, слезы наконец-то исчерпали себя, осталась лишь небольшая икота.
— П-пить, у тебя есть?
Глеб поднялся наконец-то на ноги, взглянул на Фролова. Тот без слов набрал номер.
— Воды бутылку питьевой, — бросил и отключился.
— Рассказывай, — сказал коротко Рябому.
— Глеб Аркадьевич, я ее не трогал. Это не я. Девушка, скажите ему.
Я внезапно разозлилась. Наверное, внутри сработало правило Глеба: «каждый должен платить по счетам».
— Надо же, на «вы». А недавно «шлюхой» была, — зло бросила, усмехаясь.
Глеб нахмурился, снова посмотрел на мою куртку валявшуюся на полу и вопросительно на Рябого.
— Я не знал, что это ваша женщина. Да, черт, я бы никогда!
— Кто тебя ударил? Он?
Я отрицательно помотала головой и добавила:
— Нет, — ухмыльнулась. — Он любитель грудь трогать. Да? — вопросительно обратилась к Рябому.
— Он тебя…
— Нет — нет, — поторопилась успокоить я.
— Кто бил?
— Худой такой и…
Нас прервали — зашел мужчина и протянул мне бутылку воды. Я открутила крышку, сделала глоток, поморщившись от боли в губе. Глеб не сводил с меня взгляда, считывая каждую мою эмоцию.
— Этот не бил. Этот продавал меня.
— Глеб Аркадьевич… — начал опять Рябой.
— Заткнись, — сквозь зубы процедил Орлов.
Повернулся и тихо:
— Ну расскажи-ка мне, Сережа, во сколько ты оценил мою женщину?
А мне от словосочетания "мою женщину" тепло стало. Первый раз в жизни я чувствовала себя защищенной. Пусть так, пусть при таких обстоятельствах, но защищенной.
— Молчишь? Может, я предположу? Давай поиграем. А? За каждую неправильную сумму я буду отрезать тебе палец. У меня двадцать одна попытка: десять на руках, десять на ногах и один твой самый важный палец, да?