Я вздрогнула от его тона. Я понимала, что Глеб не шутит и он это сделает.
— Д-двести тысяч, — прохрипел Рябой.
— А что так дешево?
— Долларов, — добавил.
— Уже лучше, — сказал Глеб.
— Тебе понравилась моя женщина?
Рябой молчал.
— Грудь заценил?
— Да я…я не знал, — надрывно опять повторил он.
— Ты ж знаешь: знал — не знал — это не про нас.
Помолчал и не отводя взгляда от Рябого обратился к приятелю:
— Кость, уведи Полину. Ждите меня в офисе.
Парень кивнул, встал, поднял мою куртку.
— Пойдем.
Я поднялась и на непослушных ногах двинулась за Костей.
Глеб подождал, пока за ними закроется дверь.
— Кто к ней прикоснулся?
— Они снаружи.
— Слон, — обратился Глеб к мужчине, стоявшему рядом с дверью, — сюда их.
Через секунду в комнату вошли двое в сопровождении все того же Слона.
Глеб почувствовал, как ярость прошлась волной по его телу. Перед ним стояли два трясущихся ублюдка, которые посмели тронуть его девочку, — осознал и двинулся к ним.
— Кто бил?
Но они молчали.
— Хорошо. Значит, оба.
— Нет-нет! Это он! Все он! Я ему говорил, — поторопился с объяснениями тощий.
Состояние агрессии достигло своего апогея. Глеб переключился на мужика. Тот смотрел в пол, боясь поднять глаза, как приговоренный, ожидавший своей участи. Правильно мыслит, — подумал Орлов, с наслаждением впечатывая кулак в его рожу.
Мужичок рухнул на пол, схватился за нос, из которого хлынула кровь, окрашивая в алый цвет лицо и руки. Орлов сел на корточки, внимательно посмотрел и, не поворачиваясь:
— Слон, этих двоих в разделочную, я сейчас буду.
Тот молча выволок двух обмороков. Глеб же повернулся к Рябому.
— Говорят, Бог любит троицу. Хочешь присоединиться?
Рябой помотал головой.
— Ты обидел мою женщину. Сука, мою! — подошел вплотную.
— Руку клади, — указал на стол.
— Глеб Аркадьевич, я…
— Я не повторяю дважды.
Тот положил трясущуюся руку на стол.
Орлов достал наточенный нож, который отец ему подарил на шестнадцатилетие и с которым никогда не расставался. Одним уверенным движением перерезал фалангу мизинца, отделяя ее. Рябой заорал, выдернул окровавленную руку, прижимая к себе.
— Слушай сюда, ублюдок. Это предупреждение. У тебя неделя — принесешь четыреста тысяч. Ты ж за двести хотел продать, да? Думаю, справедливо, что если будет четыреста. Да, Сережа?
Но тот скулил, прижимая руку к себе.
— Я не слышу ответа.
— Д-да.
— Вот и ладненько. Да, и за каждый день просрочки минус палец. У тебя, — помолчал, — двадцать дней.
Пошел на выход, остановился, обернулся.
— И говорить, что я тебя из под земли достану, думаю, не надо.
Открыл дверь и вышел.
Его внутренний зверь получил аперитив, а теперь требовал перейти к основному блюду. Быстрым шагом двинулся к машине, впрыгнул и погнал в сторону разделочной. Так они называли бывший разделочный цех, для чего предназначался он теперь понятно и так, без слов.
Через час Глеб парковался около здания администрации рынка. Долго смертники протянуть не смогли, но он с наслаждением слушал их крики, мольбы и стоны, собственноручно выбивая их. Теперь на две мрази в их городе меньше. Они сполна заплатили за свою ошибку. И Орлов прекрасно понимал, что Рябой будет следующий, такие деньги он навряд ли достанет, но его это волновало меньше всего. Он тронул его женщину! Его!
Я сидела в кабинете Глеба, с нетерпением ожидая его прихода. Думать, что происходит сейчас в том заброшенном здании я не хотела. Да и плевать. Пусть сам решает, что делать с этими тварями.
Теперь осталось поговорить с Орловым и убедить его. Но вот в чем именно убедить я не знала. Теперь не знала. Тот спектр чувств, который прошел сквозь меня за сегодняшний день встряхнул не на шутку, заставляя по другому посмотреть на Глеба и на меня саму. Он сказал "моя женщина", и черт побери, да! Его! Я его женщина! Я хочу быть его женщиной! Его сила, которая даёт чувство защищенности, даёт чувство, что ты, действительно, просто женщина — все это подталкивало меня к принятию единственного, такого правильного решения.
Наконец-то дверь открылась и вошел он. Остановился, выдохнул, подошел, взял за руку, поднимая меня с кресла.
— Поехали, — коротко бросил.
Сопротивляться я не хотела. Знала, что так правильно. Молча сели в машину и так же в тишине доехали до его дома. Дома, в котором, как я наивно предполагала, больше никогда не окажусь.