Мужичок присел на корточки, протянул руку к моему лицу, провел по щеке, от чего стало мерзко и больно, щеку все еще саднило от пощечины, я дернулась от его прикосновения. Он зло прищурил глаза и, очень близко наклонившись к моем лицу, настолько близко, что я почувствовала непереносимый смрад из его рта, полушепотом сказал:
- Жаль. Я бы тебя оставил себе.
Провел по рукаву куртки от плеча к запястью, схватил резко и дернул на себя, поднимая. Крепко держа за руку, совершенно точно оставляя синяки, потащил вглубь этого ада. Ноги дрожали, но я шла. Он сказал, что оставят в живых, значит, надо постараться выбраться отсюда живой и, желательно, невредимой, - пыталась я рассуждать, абстрагируясь от окружавшей меня разрухи и вони.
Дойдя до конца этого жуткого помещения, худой толкнул дверь и мы новь очутились на улице, но только для того, чтобы через две минуты снова попасть в не менее мрачное здание.
Навстречу нашей троице вышел коротко стриженный парень в грязно-желтой куртке и замусоленных джинсах. Я всматривалась в его лицо, пытаясь оценить, сможет ли он мне помочь, но не увидела ни одной эмоции, вообще ни одной.
- Рябой здесь? - спросил худой.
- Наверху, - кивнул головой в сторону лестницы. - А это что за малышка?
- Подарок для Рябого, - ответил Ермолыч.
- Вместо долга чтоль? Маловато, - усмехнулся желтая куртка, - но попробуйте.
На этих словах надежда, незаметно попросить помощи у этого парня окончательно рухнула.
Меня потащили к дальней лестнице и вот уже мы заходим в небольшую комнату, такую же ветхую как и все вокруг, но тут хотя бы не воняет и есть признаки жизни: стол, кресло, в котором сидит мужик весь в веснушках, наверное, это и есть тот самый Рябой, у противоположной стены два потрепанных кресла, между ними небольшой обшарпанный столик. Одно из кресел занимает устрашающего вида мужчина с татуировкой на шее. Очевидно, мы своим появлением прервали важный разговор.
- Что вы тут забыли? - нахмурился Рябой. - Деньги принесли?
- Нет, - тут же залебезил Ермолыч, - но у нас для тебя круче подарок. И он подтолкнул меня в спину. А меня будто включили:
- Они меня заставили! - громко проговорила я.
И тишина.
-19-
Он молчал и смотрел на меня, откинувшись в кресле, постукивая мясистыми пальцами по поцарапанной столешнице. А потом встал и, не сводя взгляда, подошел почти вплотную, так, что его веснушки стали очень четко различимы. Я посмотрела в его безразличные, пустые, оценивающие глаза. Так оценивают лошадь на арабском рынке. И последние остатки надежды ускользнули, как ускользает песок сквозь пальцы. Он дотошно, скрупулезно рассматривал мое лицо.
- Это кто тебя так? Они?
Я кивнула, и надежда — этот маленький, не сдающийся зверек своими лапками опять начал скрести внутри. Но следующие слова опустили на самое дно, самого глубокого, черного колодца:
- Куртку сними.
Я замотала головой, сделав шаг назад.
- Или куртку, или через минуту твой внешний вид будет радовать моих парней. Я понятно выражаюсь? - жестко сказал.
Я молча потянулась дрожащими руками к молнии.
- Ускорьте ее, - сказал, отвернулся и пошел к столу. Худой с Ермолычем рванули ко мне, торопясь исполнить приказ, буквально разрывая молнию на моей куртке.
Я осталась в сером свитере с небольшим круглым вырезом и простых джинсах. Рябой стоял, прислонившись к столу и сантиметр за сантиметром разглядывал мое тело, а мне казалось, что меня медленно окунают в дерьмо. Дрожь омерзения прошла от макушки до пят.
- Видишь, Рябой, ладненькая вся. Ну что скажешь?
- Ну на весь долг не покатит, треть скостить могу, - сказал он задумчиво.
- Послушайте, - нервы не выдержали. - Хотите денег, я...я дам, сколько нужно!
Рябой ухмыльнулся, разглядывая меня, еще раз прошелся глазами по моему телу, очевидно, оценивая шмотки, которые были на мне.
- Прям, сколь нужно?
Я решительно кивнула. Я готова была на все, лишь бы выбраться. Увидев просвет со дна своего колодца, я не готова была его отпускать.
- Да, сколько нужно!