— Сделай мне крепкий кофе, мам, — тихо попросила она, завязывая потуже поясок халата.
— Присядь, доча, я сейчас, — засуетилась Кира Сергеевна. Вскоре по кухне разлился приятный аромат, на тарелке появились бутерброды с сыром. — Ты бы перекусила хоть чуть-чуть.
— Какое сегодня число? — отпивая кофе из чашки, спросила Лита.
— Девятнадцатое июня.
Лита поняла, что прошло двенадцать дней со дня смерти Георгия. Они стали для нее одним длинным, наполненным горечью и страданием днем. Наверное, она ужасно выглядит.
— Где папа?
— На работе. Принимает экзамены, сессия.
— Елена Васильевна не звонила?
— Она была здесь. Прекрасная женщина, редко встретишь такую самоотреченность.
— Да, она замечательная. Шмелева появлялась?
— Она все эти дни звонила, была на работе.
Лита продолжала пить кофе. Автоматически потянулась к бутерброду. Откусив, она вдруг с ужасом уставилась на свою руку. Перехватив ее взгляд, Кира Сергеевна мягко сказала:
— Надеюсь, ты не будешь испытывать чувство вины от того, что смогла проглотить кусочек еды? — В ответ в голубых глазах заблестели слезы. — Успокойся, девочка, не думаю, что Георгию легко видеть тебя такой. Отпусти его и почувствуешь, что жизнь продолжается. Ему бы не понравилось то, как ты убиваешь себя.
Лита молча допила кофе. Поднялась из-за стола и, поправляя сбившиеся волосы, сказала:
— Я попрошу тебя сделать пару звонков. Сначала Елене Васильевне. Пусть приготовит что-нибудь к ужину. Потом Лесе, скажи, что завтра я выхожу на работу. Соответственно встречи с пациентами можно уже не переносить. И Саше, чтобы через час приехал за мной.
— Литочка, ты действительно готова вернуться?
— Да, мам. Я все еще хочу, чтобы он восхищался мной…
Пока Лита была в ванной, Кира Сергеевна звонила. Все, с кем ей пришлось говорить, были рады такому обороту. Стеблова расплакалась прямо в трубку, Леська заверещала и бросилась обзванивать клиентов. Саша мгновенно прогудел в трубку, что он, как всегда, готов. Не удержавшись, мама позвонила отцу на кафедру. Ей хотелось порадовать его поскорее тем, что их девочка, кажется, возвращается к жизни. А она через час стояла в прихожей, как всегда собранная, подтянутая, только слишком исхудавшая. Льняное платье цвета сгущенного молока подчеркивало бледность лица.
— Я решила, что носить траур по любимому человеку можно, не привлекая к себе внимания.
— Абсолютно согласна с тобой, девочка моя. Я горжусь тобой. — Родные руки крепко обняли Литу. — Я позвоню вечером.
— Обязательно, и приезжайте без всяких условностей, как это было при нем. Пока.
Лита вышла на лестницу, бросив беглый взгляд на дверь соседей. Сенцовы, слава богу, были живы, но теперь по глупости Николая жили где-то в пригороде в старой развалюхе. Коля как-то объявился, принялся целовать руки Кире Сергеевне. Оказалось, что благодаря тому, что Богдановы забили тревогу, они остались невредимыми. Лита подумала, что нужно будет навестить их. Посмотреть, как живут, и узнать, чем можно им помочь. Зачем эти мысли сейчас приходят в голову? Лита почему-то подумала, что Георгий был прав. У кого есть ангел-хранитель, тот выживет. Отогнав от себя воспоминания, она вышла из подъезда. Саша радушно улыбался, он искренне был рад увидеть ее. Распахнув перед нею дверь, как всегда, белоснежной «БМВ», он помог ей сесть на переднее сиденье. Теперь Лита занимала место, всегда принадлежавшее ее мужу.
— Куда едем, Аэлита Владимировна?
— Давай проведаем Георгия Ивановича сначала. Проезжая мимо базара, остановись, я куплю цветы. А потом поедем домой.
Саша завел машину, она медленно тронулась с места. Дорога заняла около двадцати минут. Вскоре с букетом желтых нарциссов Лита стояла у могилы Георгия. Всеми печальными делами занимались сослуживцы Мартова. Поскольку с нею было бесполезно разговаривать, вопросы задавались ее родителям. Их согласие на надгробие с проникновенной надписью на черном полированном мраморе вылилось в то, что на месте свежей могилы теперь стоял солидный памятник. Оставалось удивляться, что все было сделано в такой короткий срок. Лита положила цветы и прижалась щекой к холодному камню. Солнце не согрело его из-за двух раскидистых берез, словно оберегающих это скорбное место.
— Гера, милый Гера, я так скучаю, — она почувствовала, что вновь разрыдается. Ему больно видеть ее страдания, поэтому она будет сильной. Глубоко вдохнула несколько раз — так он учил ее однажды отвлекаться от любой боли. Поцеловала портрет, высеченный на мраморе, и, надев черные очки, вернулась к машине.