― Гоша! ― заорала я и схватила его на руки.
Он мотал хвостом и облизывал мой нос. Догадавшись зажечь свечу, я увидела, что Гоша выглядит ужасно: грязный, со свалявшейся шерстью, а на шее болтается огрызок веревки.
― Миленький, где ж ты так извозился? Кто привязал тебя веревкой?
Но Гоша молчал.
― Лиза, у тебя все в порядке? ― послышался голос Федора из-за двери.
― Федя! Гоша вернулся! ― радостно распахнула я дверь.
Федор уселся на пол и с мрачной физиономией рассматривал веревку на Гошиной шее.
― Ну, приятель, в каком же ты плену побывал? Надеюсь, ты вел себя как настоящий Мальчиш-Кибальчиш, и не выдал военную тайну? ― требовал он отчета у Гоши, но тот строил глазки из-под бровей и сопел.
― Гоша, марш в ванную! ― скомандовала я. ― Пребывание в плену ― это еще не повод, чтобы выглядеть, как поросенок.
Гоша поджал хвост и ринулся под кровать, но я была начеку, и пресекла его попытку к бегству.
― Лиза, открой, пожалуйста, ― постучал в дверь Владимир. ― Нам надо поговорить... Ты в праве обижаться на меня. Признаю, в Бадене я вел себя не самым красивым образом. Но теперь наше счастье в твоих руках. Я предлагаю тебе двадцать пять процентов... Открой, не могу же я кричать на весь дом.
Я в ужасе зажала рот рукой. Что же делать? Федор сидел на полу и с любопытством наблюдал, как я мучаюсь.
― Нет, я не одета! ― в отчаянии проблеяла я.
― Ничего, я как-нибудь это переживу, ― продолжал настаивать он.
― Быстро, под кровать! ― зашипела я Федору.
Тот проворно скользнул в указанном направлении. Гоша воспользовался моим состоянием, соскочил с рук и присоединился к Федору.
― Лиза, ты с кем там разговариваешь? Ты не одна?
― Я с Гошей, ― распахнула я дверь.
Влад уставился на меня в замешательстве. Я запоздало вспомнила, что Гошины объятия оставили на моей белой блузке грязные разводы. Да и лицо, скорее всего, выглядело соответственно.
― Э-э, мы тут мыться собрались... ― объяснила я. ― У него блохи, клещи и не исключено, что глисты.
― Глисты?.. ― Влад обвел взглядом пустую комнату.
― Да, он побывал в плену. Наверняка, нажрался там какой-нибудь гадости. Боюсь, неволя была серьезным испытанием для его нервной системы. Я не отвечаю за адекватность его поведения.
― В плену? ― отвалил он челюсть.
― Да, он только что вернулся. С веревкой на шее. Должно быть, его пытали и собирались казнить. Но Гоша вел себя мужественно и не выдал военной тайны... Хочу предупредить тебя, ― приблизилась я к нему, как заговорщик. ― Здесь творятся странные дела: Снежный человек живет у черного омута, Мустафа утонул, а из шкафов вываливаются скелеты...
Тут Гоша выбрался из-под кровати, уселся у моей ноги и принялся громко клацать зубами в районе хвоста. Влад отшатнулся, пробормотал извинения и боком отступил в коридор.
Я захлопнула дверь и почувствовала, что спина взмокла, а пальцы дрожат мелкой дрожью. Ну вот, на нервной почве я заработала болезнь Паркинсона. Только что, своими собственными руками я разрушила свое счастье, потеряла такого мужчину! А что еще оставалось делать?! Если бы он пустил в ход тяжелую артиллерию своего обаяния, я не только согласилась бы узнать пароль, но и с радостью пошла бы на преступление, эшафот или куда там еще.
Из-под кровати показался заплаканный Федор. Он всхлипывал и странно вздрагивал плечами. Наконец, он выбрался целиком, обессилено привалился к ножке кровати, закрыл лицо руками и захохотал.
Ему, видите ли, смешно! У меня бытовая травма души, я в истерическом состоянии, с болезнью Паркинсона на нервной почве, а он радуется!
― Федор, ты что смеешься, а?
― Лиза, ты была неподражаема. У тебя потрясающие артистические способности, ― комплиментил он мне, утирая глаза. ― Как хорошо, что ты раскусила этого жеребца и не поддалась его обаянию. А про какие двадцать пять процентов он говорил?
― Иди-ка ты, Федор, к себе, ― угрюмо предложила я. ― Загостился ты что-то.
― Лиза, ты что? Я тебя чем-то обидел? ― поднялся он с пола и попытался меня обнять. ― Я ж тебе счастья желаю! А ты все время лезешь в какие-то капканы и не слушаешься старших товарищей.
― Кто тебе давал право желать мне счастья? ― теснила я его к двери. ― Тоже мне, старший товарищ! Не смей лезть в мою жизнь!
Я топнула в сердцах ногой и со всего размаха попала по больной конечности Федора. Тот издал короткий вопль, закатил глаза и кулем повалился мне под ноги. Он весил тонны три, не меньше. От всех этих треволнений я совершенно обессилила и с огромным трудом водрузила его на кровать, сняла кроссовки и подложила под ногу горку подушек. Повязка пропиталась кровью.