ГЛАВА 3
Он пристально смотрел на меня, ожидая того момента, когда я приоткрою глаз или пошевелюсь. Я держалась из последних сил, которых хватило ненадолго.
― Гоша, ну, что ты за мучитель такой, а? Семь утра! Порядочные собаки терпят хотя бы до восьми.
Но Гоша не обратил внимания на мои утренние стенания. Он перебирал лапами, повизгивал и размахивал из стороны в сторону хвостом, изображая нетерпение. Я побоялась, что хвост в такой крутой амплитуде движения может не выдержать и оторваться. Пришлось выбираться из-под перины в утреннюю прохладу комнаты.
Отдернув тюлевую занавеску с окна, я обомлела. Окно моей светелки выходило на яблоневый сад. Время цветения уже подходило к концу, и ветерок легко срывал с веток лепестки и рассыпал их с милой непринужденностью, превращая пейзаж за окном в картину «Летний снегопад». Я поспешила одеться и удостовериться, что пейзаж за окном существует на самом деле. Моя светелка находилась в самом конце коридора, который заканчивался деревянной лестницей. Боковая дверь вывела нас на полянку и к яблоням.
Гоша носился среди деревьев, ловил зубами лепестки и дурачился, как щенок. День обещал быть погожим. На небе ― ни облачка. Хотелось петь и выделывать пируэты в воздухе вместе со стрижами. Но я ограничилась пробежкой с прискоком по едва заметной тропинке, которая обогнула яблоневый сад с правой стороны, и вывела нас к флигелю.
Когда-то домик был хорош ― беленький, с зелеными ставнями и красной черепичной крышей, на макушке которой красовался флюгер в виде петуха. К сожалению, флигель выглядел заброшенным и необитаемым. Штукатурка обвалилась, черепица побилась и потемнела от времени, флюгер завалился набок, ставни плотно закрыты, на двери ― амбарный замок. Крапива подступила к самому крыльцу.
Дальше тропинка терялась в зарослях малинника. Мы с Гошей вернулись к яблоневому саду, и пошли вдоль посадок.
Когда яблони кончились, перед нами предстал луг, поросший разнотравьем. Гоша метался в траве, усердно демонстрируя свои охотничьи инстинкты. Один раз ему даже удалось поднять зайца. Радости было ― на всю округу.
Тропинка вывела нас к речке, которую перекрывала небольшая плотинка. Вода крутила деревянное колесо. Основной механизм водяной мельницы скрывался в избушке. Сложенная из толстых бревен, слегка покосившаяся и вросшая в землю по самое окошко, она напоминала жилище лешего. К самой избушке подступали ели, переходившие дальше в дремучий лес. Однако мельница работала исправно, так как внутри домика что-то гудело. От избушки в сторону большого дома тянулись электрические провода. Тропинка в этом месте раздваивалась. Та дорожка, что вела к лесу, была еле заметна.
Гоша повел меня по утоптанной тропинке влево, вдоль речки. Дорожка, петляя в высоких травах, вывела нас к заводи, где речушка после плотины замедляла свой бег. Среди камыша, которым зарос берег, были проложены мостки к чистой воде. Мы с Гошей посидели на мостках, любуясь ровной гладью воды, по которой иногда разбегались круги от плескавшейся рыбы.
На другой стороне реки простирались поля, засаженные чем-то зеленым. У самого горизонта в утренней дымке виднелись домики населенного пункта. А чуть в стороне ― церквушка, с ярко блестевшем на солнце крестом. Руки чесались запечатлеть всю эту первозданную тишину и благолепие с помощью акварели.
От мостков тропинка вела к добротному деревянному мосту через речку, а затем поворачивала обратно в сторону большого дома. Мимо хозяйственных построек непонятного предназначения она привела нас к бревенчатому дому, из трубы которого шел дым. Дверь была распахнута, и из недр избы звучал мужской бас, выводящий рулады, близкие к известной мелодии из оперы «Кармен».
Гоша потянул носом и уверенной рысью поспешил в распахнутую дверь. Я ― за ним.
Одна половина избы была занята громадной русской печью, а другая столом, лавками и буфетами. Под потолком висели медные кастрюли и сковородки. А у стола в белом переднике и поварском колпаке стоял здоровенный мужик и могучими руками молотил тесто. Пахло дрожжами и сложной смесью корицы, топленого молока и горячих углей.
При нашем появлении мужик оторвался от теста и утробно загрохотал:
― Ну, здравствуй, Лизонька! Вернулась, красавица наша. Дай, поглядеть-то на тебя. Совсем дядю Осипа забыла!
Я опасливо приблизилась, а новоявленный дядя Осип вытер руки о полотенце и утопил меня в объятиях. Гоша зашелся грозным лаем из-под стола.
Новый родственник разжал объятия и повернул меня к свету.
― А что, хорошо получилось! И шовчиков не заметно. Ну, врачи, ай да молодцы! Ты и раньше-то хороша была, а теперь ― хоть на конкурс красоты посылай. Все женихи в округе от любви к тебе иссохнут, ― тут дядя Осип спохватился. ― Ой, да ты, наверное, еще не завтракала. Сейчас я тебя побалую... ― и он положил мне из кастрюльки настоящей гурьевской каши. ― Садись, поешь. В больнице, небось, изголодалась. Совсем похудела, и загар сошел...