Халворсен уже успел отработать спальню.
— Немного же у нее было вещичек, — заметил он. — Такое впечатление, что проводишь обыск чуть ли не в гостиничном номере. Одежда, туалетные принадлежности, утюг, полотенца, постельное белье и тому подобное. Никаких тебе семейных фотографий, писем или иных личных бумаг.
Часом позже Харри и сам имел возможность убедиться в правоте Халворсена. Они прошерстили всю квартиру и вернулись в спальню, так и не найдя ничего — ни единого счета за телефон, ни даже банковской квитанции.
— Очень странно, — резюмировал Халворсен, присаживаясь на письменный стол рядом с Харри. — Должно быть, она сделала уборку. Видно, уходя, решила прихватить с собой все личное, ну, ты понимаешь.
— Понимаю. А лэптопа ты тут нигде не встречал?
— Лэптопа?
— Ноутбука, портативного компьютера?
— А с чего это вдруг?
— Видишь след вот тут, на деревяшке? — Харри показал на белесый четырехугольник на крышке стола как раз между ними. — Похоже, здесь стоял лэптоп, который потом отсюда забрали.
— Ты так думаешь?
Харри ощутил на себе испытующий взгляд Халворсена.
Некоторое время они постояли на улице, разглядывая окна ее квартиры — темные квадраты на бледно-желтом фоне дома. Харри закурил помятую, чуть не в гармошку сложенную сигарету, которую нашел во внутреннем кармане плаща.
— Чудно это как-то с ее родней, — сказал Халворсен;
— Ты о чем?
— Разве Мёллер тебе не рассказывал? Они не нашли ни ее родителей, ни сестер, ни братьев — только дядьку, который, кстати, сидит. Мёллеру самому пришлось звонить в похоронное бюро, чтобы они приехали и забрали несчастную. Как будто в самой смерти мало одиночества.
— Да уж. Что за похоронное бюро?
— Сандеманна, — отвечал Халворсен. — Дядька настоял, чтобы ее кремировали.
Харри сделал глубокую затяжку и проследил за тающим облачком дыма. Конец процесса, который был начат крестьянином, бросившим табачное семя в перепаханное поле где-то в далекой Мексике. Через четыре месяца семя превратилось в зеленое растение высотой в человеческий рост, спустя еще два его убрали, срезали листья, высушили, отсортировали, упаковали их и отослали на одну из фабрик Р. Дж. Рейнольдса во Флориде или Техасе, где в конце концов табачные листья превратились в сигареты «кэмел» с фильтром в вакуумной упаковке. Желтые пачки «кэмела» запечатали в картонные ящики и погрузили на корабль, плывущий в Европу. И вот спустя восемь месяцев частица этого когда-то зеленого, согретого мексиканским солнцем листа вываливается из пачки и застревает в кармане плаща некоего алкаша, когда он оступается на лестнице или выходит из такси, а может, когда использует этот плащ как одеяло, не сумев или просто не решившись открыть дверь собственной спальни из страха перед прячущимися под кроватью чудовищами. Когда же он наконец находит смятую и облепленную соринками сигарету, он сует ее в рот, из которого несет перегаром, и подносит зажигалку к другому концу. На какой-то миг высушенный и измельченный табачный лист проникает в легкие, доставляя их обладателю подлинное наслаждение, а затем вырывается наружу, обретая долгожданную свободу. Свободу раствориться в воздухе, развеяться, стать ничем. И сразу же быть забытым.
Халворсен пару раз осторожно кашлянул:
— А как ты догадался, что она заказывала эти ключи именно в мастерской на Вибес-гате?
Отбросив окурок, Харри поплотнее запахнул плащ.
— Похоже, Эуне был прав, — сказал он. — Будет дождь. Если ты прямо в Управление, то я с тобой.
— Харри, ведь в Осло наверняка не одна сотня таких мастерских.
— М-м. Я позвонил заместителю председателя жилтоварищества, Кнуту Арне Рингнесу. Славный малый. Он сказал, что они вот уже лет двадцать пользуются услугами именно этой мастерской. Ну что, погнали?
— Хорошо, что ты пришел, — сказала Беате Лённ, когда Харри открыл дверь «Камеры пыток». — Я тут вчера кое-что обнаружила. Вот, взгляни. — Она перемотала пленку немного назад и нажала на «паузу». На экране появился подрагивающий кадр: крупный план лица Стине Гретте, обращенного к одетому в маску грабителю. — Я увеличила часть кадра, чтобы взять лицо Стине как можно крупнее.
— И зачем это тебе? — поинтересовался Харри, плюхаясь на стул.
— Если взглянуть на счетчик, получается, что это было за восемь секунд до того, как Забойщик выстрелил…
— Забойщик?
Девушка смущенно улыбнулась:
— Это я так его называю, ну, просто для себя. У моего дедушки был хутор, ну и я…
— А где?
— Валле в Стенсдалене.
— И там ты видела, как забивают скотину?