Какое-то время Уоррен не отрывал глаз от носков своих ботинок. Наконец его встревоженный взгляд встретился со взглядом тети, и, сокрушенно вздохнув, Уоррен сообщил:
– У него была любовная связь, но не с женщиной, а с мужчиной около тридцати лет от роду.
– Неправда! Боже, это неправда! – Джанна вскочила и схватила брата за руку. – Как ты можешь говорить такое о родном отце?
Пифани и тут поняла, что Уоррен, конечно, не лжет. Реджинальд был одиночкой, не имел друзей и не одаривал любовью семью. Вся его энергия уходила на то, чтобы сохранять видимость безупречного джентльмена, в то время как у него существовала другая, тайная жизнь. Пифани тоже встала, обняла Джанну и велела Уоррену продолжать.
– Я не мог оставить отца там. Представляю, как смаковала бы этот скандал пресса! Мать была бы унижена на всю жизнь. Я увез тело отца домой, уложил в кровать. Потом я вызвал доктора Осгуда, который засвидетельствовал, что у отца было неладно с сердцем. В прошлом году он пережил несильный сердечный приступ. Он принимал...
– Неладно с сердцем? Ты знал об этом? – перебила брата Джанна.
– По словам доктора Осгуда, отец отказывался сообщать об этом близким.
– Будет произведено вскрытие, чтобы уточнить причину смерти, – сказала Пифани, напряженно размышляя, что бы можно было предпринять для защиты Одри.
– Да, и оно покажет, что отец умер гораздо раньше. Полагаю, что при более пристрастном отношении выяснится, что тело перемещали.
Джанна обняла брата.
– Слава богу, что ты его перевез, что подумал о матери.
– Наша семья до сих пор обходилась без скандалов. Если поползут слухи, мать не выдержит.
– Может быть, попробуем уговорить доктора Осгуда провести обычное вскрытие в маленьком морге в Пилдаун-Кроссинг, а не отправлять тело в Лондон? – предложила Пифани. Она очень сомневалась, что хрупкое душевное равновесие Одри останется непоколебленным, если начнется серьезное расследование. – Осгуд очень хорошо относится к вашей матери. Если помните, он ежедневно навещал ее, когда она попала в больницу. – Пифани не стала добавлять, что Реджинальд бывал в палате жены гораздо реже, главным образом чтобы лишний раз убедиться, что никто не пронюхал, что у его безупречной супруги случился нервный приступ. – Я попытаюсь уговорить его поспешить со вскрытием, используя в качестве довода состояние здоровья Одри.
– Если их цель будет заключаться всего лишь в том, чтобы подтвердить факт сердечного приступа, – сказала Джанна, – они не заметят, что ты перевозил тело.
– Мы поторопимся с похоронами, – решила Пифани. – Тогда они не смогут тянуть со вскрытием, ненужной тщательности мы не допустим, и Одри будет спасена от длительных терзаний.
– Возможно, – согласился Уоррен. – Но может возникнуть и проблема похуже – шантаж.
Пифани внезапно почувствовала себя гораздо старше своих шестидесяти восьми лет.
– Тот человек, с которым он... был... Что он собой представляет?
– Смазливый итальянец. Его зовут Джиан Паоло. Как я понял, отец с ним... познакомился на одну ночь. Но все равно он был встревожен не на шутку. Это он предложил, чтобы я увез отца домой. Он был так искренен, а я находился в шоке. Там я не успел задуматься о его мотивах. Только на пути в Лифорт-Холл я спохватился. Вдруг он себе на уме? Вдруг собрался в дальнейшем меня шантажировать? Увезя тело, я наверняка нарушил какой-нибудь закон.
– Ты совершенно уверен, что никто из слуг не видел, как ты нес отца наверх?
– Абсолютно.
– Тогда успокойся, – подбодрила его Джанна. – Если этот итальянец и заговорит, его слова никто не сможет подтвердить.
...К четырем часам утра самое тягостное осталось позади: Одри была сообщена страшная весть о том, что ее супруг скончался в собственной постели, потом вся семья села в самолет и вернулась в Лондон, Джанна доверила Уоррену и Пифани доставить почти лишившуюся чувств Одри в Лифорт-Холл в лимузине, сама же помчалась на такси домой. Едва узнав о смерти отца, она почувствовала необходимость побыть рядом с Коллисом.
Улица Минера-Мьюз была пуста, и Джанна, отпустив такси, не спеша зашагала домой, чтобы не поднимать спозаранок шума и не будить соседей. Проезды позади домов здесь были когда-то застроены конюшнями и помещениями для слуг. Со временем повсюду в этих местах выросли элегантные особняки, цены на которые соперничали с ценами на здешние старые дома, хотя стояли они теснее, чем сигары в коробке. Джанна неслышным шагом вошла в дом и оставила вещи в кладовой.
Поднимаясь по лестнице в спальню, она услышала голос Коллиса. Неужели он и в этот час лежит в ванне, репетируя свое выступление? Она решила, что перед лекцией в Институте экономики он волнуется больше, чем готов признать. В этом не было ничего удивительного: от вопросов вашингтонских умников у кого угодно волосы встанут дыбом.
Джанна с улыбкой вспомнила тот вечер, когда впервые повстречала Коллиса Пемброка. Она выступала с сообщением на семинаре в Лондонской школе экономики. «Подлинная цена Французской революции» – такова была тема ее диссертации. На подготовку ушло несколько лет, и теперь Джанна находилась на седьмом небе от энтузиазма аудитории, с которым был встречен ее труд. Работу печатало издательство «Кембридж Пресс», а также несколько университетских издательств США и Европы.
Закончив выступление, Джанна вернулась на свое место, радуясь, что испытание осталось позади. На трибуну поднялся главный оратор семинара, Коллис Пемброк. Красивые мужчины обычно оставляли ее равнодушной, поскольку ум у них обычно сильно уступал внешности. Но Коллис, почти не заглядывая в захваченный с собой на трибуну единственный листок, подверг глубокому анализу будущее Общего рынка, заворожив всех, в том числе Джанну. На последовавшем затем приеме их представили друг другу.
«Отличная работа, – похвалил Коллис. – Первоклассное исследование».
«Благодарю вас», – несмело ответила она, скрывая свое удивление. Коллис Пемброк был не только блестящим оратором, но и непревзойденным знатоком финансов.
«Знаете, – продолжил он, приглаживая свои и без того гладко причесанные темные волосы, – вы интеллектуально одарены, у вас редкий талант к анализу финансовых нюансов... – Он обвел умными голубыми глазами людный зал. – Давайте уединимся и рассмотрим ваши выводы».
Занималась заря, а они по-прежнему обсуждали экономику Франции XVIII века. В отличие от других мужчин, с которыми Джанне приходилось встречаться, Коллиса не отпугнул ее ум. Не вызвала у него трепета и громкая фамилия, поскольку Пемброки из Нортумберленда тоже были знатным родом, хотя от их земель давно ничего не осталось. В их владении находился теперь только небольшой замок. Коллис зарабатывал на жизнь преподавательской деятельностью и консультациями по тенденциям в мировой экономике.
Сейчас, поднимаясь по лестнице в ванную, Джанна думала о том, как сильно будет опечален Коллис вестью о кончине ее отца. С той минуты, когда она впервые привела его в родительский дом пять лет тому назад, между отцом и Коллисом установилась тесная связь. Шагая к зеркальной ванной, Джанна стала придумывать, как объяснить скандальные обстоятельства отцовской смерти.
Наконец перед ней возникло одно из зеркал, а в нем – отражение профиля, который неизменно вызывал интерес у женщин. Она помедлила. Коллис часто ее расстраивал, но она по-прежнему любила его. Удар, каким стала смерть отца, лишний раз показал, насколько она нуждается в муже. Ей следовало находиться здесь, с ним, а не на Мальте, с тетей Пиф. Она уже открыла рот, чтобы признаться, что была не права, как вдруг обнаружила в одной с Коллисом ванне еще одно тело.
– Так что ты говорил? – спрашивала юная красотка, приподнимая одной рукой светлые волосы над головой и демонстрируя крупные груди, аппетитно смотревшиеся над пузырьками мыльной пены.
Коллис, разумеется, мигом забыл все, что только что говорил. Впрочем, с Аннабел Свортмор слова были ни к чему. Его рука скользнула под водой по ее бедру. Она послушно развела ноги. Даже под водой ее готовность не вызывала сомнений – совершенно ненасытная особа!