А потом Света, моя старшая сестра, закончила учёбу в университете. Она мечтала найти работу в столице и не возвращаться в село. Но папа решил иначе: на ферме срочно понадобился новый бухгалтер, и ей пришлось вернуться в родительский дом.
Так я осталась в съёмной квартире одна. Если раньше уединяться с Пашей было негде, то теперь в нашем распоряжении оказались целых две комнаты. Сопротивляться его напору было невозможно. Почти сразу наши отношения перешли на новый уровень, а спустя непродолжительное время мы подумали: зачем ему уходить от меня на ночь и тратить время на дорогу домой? Ведь можно эти минуты проводить с пользой и удовольствием. Паша ночевал у себя дома всё реже, его вещи постепенно перекочёвывали в мою квартиру, и к Новому году он уже окончательно поселился у меня.
Когда мои родители узнали об этом, произошёл скандал. Никогда не думала, что папа умеет так кричать… Но к тому времени мне уже исполнился двадцать один год – воспитывать было поздно. Мама с папой повозмущались, повздыхали и смирились с дочерью, не оправдавшей их надежд. А Паша с тех пор демонстративно взял все мои расходы на себя, чтобы не возникло никаких вопросов относительно серьёзности его намерений.
Когда его родители высказались категорически против нашего брака, мой любимый быстро нашёл выход из ситуации: он предложил тайком расписаться и не отказываться от нашего первоначального плана несмотря ни на что. Ведь счастье – это не платье невесты, лимузин или шумное застолье в ресторане. Счастье – это быть вместе с любимым. Но чтобы до него добраться, нам предстоит испытание – прожить вдали друг от друга целый год…
Как в сказке: царевич должен преодолеть несколько препятствий, чтобы заполучить царевну, а потом жить с ней долго и счастливо.
С одной стороны, я ужасно боюсь расставания. С другой – хочется в пику свекрови, чтобы всё прошло гладко. Чтобы она поняла, как была неправа в отношении меня, когда уверяла, что я тяну её сына на дно. Уверена, что мы справимся!
* * *
- Паша, – чуть не плачу, положив трубку. – Катю на сохранение положили.
- И? Что за трагедия века? – любимый нежно обнимает меня, вынуждая уткнуться лицом в его грудь.
- Мне придётся выйти на сутки вместо неё, больше некому. И я не смогу пойти с тобой на выпускной.
Может, это и не трагедия века, но мне очень-очень хочется в этот вечер быть с ним. Все его друзья придут с девушками. И я мечтала об этом, платье купила, договорилась в салоне насчёт причёски и макияжа.
- Тоже мне трагедия. Мы с тобой потом вдвоём отпразднуем моё окончание. А если тебе нужна компания, то ребята с удовольствием к нам присоединятся.
Прячусь от Паши и реву в туалете от отчаяния. Ну что за невезение? Будто кто-то сверху испытывает меня на прочность…
Паша отправляется в ресторан один. Несколько раз присылает мне селфи. Смотрю на фотографии и чуть не плачу. Но нет худа без добра – смена в больнице оказывается тяжёлой, и скулить о несправедливости судьбы времени не остаётся.
Под утро с ног валюсь от усталости и, воспользовавшись временным затишьем, ненадолго засыпаю в сестринской. Будит меня звук уведомления о сообщении. Не до конца проснувшись, тянусь к телефону, ожидая увидеть очередную фотографию супруга или уведомление, что он готов встречать меня с работы.
Но на удивление номер отправителя мне незнаком. Открываю сообщение и замираю, рассматривая картинку. Спросонья не сразу могу понять, что там изображено…
Паша лежит обнажённый в постели, а рядом, кокетливо прикрываясь простынёй, сидит Инга – его однокурсница.
Следом за фото прилетает текстовое сообщение: “Павел теперь мой!”.
Глава 2
Не хочу, не могу верить в то, что видят глаза. Этого не может быть! Я, наверное, всё ещё сплю. Это дурной сон!
Но телефон снова и снова пиликает сообщениями, в каждое из которых вложены фотографии. Камера совсем близко к лицу, запечатлела каждую ресничку. Ягодицы, знакомая родинка…
Сомнений нет – это Паша… Что он там делает и что этому предшествовало, я, конечно, догадываюсь. Как он мог?
Как это пережить? Как избавиться от картинок, которые намертво въедаются в подкорку и навязчиво мелькают перед глазами?
Звенит сигнал вызова, подскакиваю и не могу понять, в какую сторону двигаться. Раздавлена. Дезориентирована. Сигнал раздаётся снова, и мне приходится приложить недюжинные усилия, чтобы нащупать глазами дверь и пойти в верном направлении.
- Кнопка, спать дома будешь. Осталось немного, – басит пожилой хирург Львовский. – Готовь операционную, привезли вишенку нам на торт.
Ползу как зомби, натыкаясь на углы и предметы.
- Лизок, устала? – заботливо спрашивает анестезиолог. – Потерпи чуток, соберись. Такова наша селява [1] сегодня. Весёлая выдалась ночка.
Собраться оказывается непросто. Механическая память отключается и странным образом блокируется. Даже элементарные движения даются с трудом, будто я тут впервые и не знаю, что к чему.
Львовский ругается, хотя я стараюсь изо всех сил. На операционном столе – совсем молоденький паренёк с перитонитом. Я ещё не врач, но понимаю, что счёт идёт на минуты. А я, как назло, больше похожа на сонную муху, чем на хирургическую медсестру.
- Почему так затянули? Ещё пару часов, и мы бы уже ничего не смогли сделать. Как можно так халатно относиться к здоровью ребёнка? – хирург громким басом отчитывает в коридоре родителей пациента. – Когда у него начались боли? Сколько дней прошло? Почему раньше в больницу не обратились? Вы не знали, что самолечение опасно для жизни?
Что отвечают – не слышу, до меня доносятся лишь всхлипывания. Складываю инструменты после операции, то и дело зажмуриваюсь, чтобы отогнать навязчивые видения.
Конец смены. Нужно переодеться и ехать домой. А есть ли у меня теперь дом?
Видеться с мужем не хочется. Не знаю, как правильно себя вести и что положено говорить в такой ситуации. Я к такому не готова!
Не хочу, чтобы всё это было правдой. Но изменить уже ничего нельзя…
Добравшись до квартиры, открываю дверь ключом и стараюсь двигаться как можно тише, чтобы Паша не сразу обнаружил моё присутствие. Надеюсь, он спит, и у меня есть немного времени обдумать произошедшее.
Но мужа дома всё ещё нет. Он появляется лишь два часа спустя. Помятый, опухший, с виноватым взглядом.
- Прости, котёнок, я вчера немного перебрал и вырубился. Хотел заехать за тобой после работы, но проспал.
Он не первый раз возвращается с посиделок с друзьями поздним утром. Может, и раньше он ночевал в постелях каких-то девок? А я, дура доверчивая, даже не допускала мысли, что он мог быть с кем-то, кроме меня. Сколько раз он уже изменял мне?
Не хочу с ним разговаривать. Он мне до тошноты противен. Молча достаю телефон и тычу в лицо недавнюю переписку с Ингой. Интересно, как он будет оправдываться?
- Котёнок, да не обращай на эту дуру внимания! – говорит ласково, и я близка к тому, чтобы купиться на его тон и интонации. Мне жизненно важно услышать, что всё совсем не так, как кажется. – Инга живёт прямо рядом с рестораном. Ты на смене. Вот я и решил подремать до утра у неё.
- Такси взять – не? Ума не хватило?
- Да брось ты кидаться, я перебрал и вырубился спать. С кем не бывает? В чём проблема?
- А перед этим поднялся в квартиру к шлюхе, разделся догола? Чтобы просто поспать?
- Мне ребята помогли подняться. А кто раздевал – я не запомнил. Ты что, решила, что я… с ней? Да что я, совсем рехнулся?
- А из всего этого можно сделать какой-то другой вывод?
- Котёнок, это какая-то подстава. У меня с ней ничего не было. Если вдруг что, то я бы точно запомнил… – тянет руку, чтобы убрать непослушную прядь, которая норовит упасть мне на лицо.
Со злостью отталкиваю его. Он кажется грязным, будто только что вылез из выгребной ямы.