После этого его вывернуло, и он два дня не подходил к авто, но потом Алексей решил взять быка за рога. Как человек, который боится воды, с разбегу прыгает на глубину, чтобы не было пути назад, только выплыть, только победить свой страх, так и он, стиснув зубы, сел на водительское место и положил дрожащие руки на руль.
Его колотило, мутило, зуб на зуб не попадал, лоб, спина и ладони взмокли, а дыхание было рваным. Но Алекс сосредоточился на том, что говорил инструктор, подрагивающей рукой двигал рычаг и совершенно ватной ногой жал на педали. Раз за разом пересиливая собственную неуверенность он садился за руль, пока руки не перестали дрожать, пока тело не обрело уверенность, прогоняя ужас произошедшего, подминая его под себя.
Он принуждал себя полюбить скорость, получать удовольствие от быстрой езды и ветра в ушах. Уроки экстремального вождения, почерпнутые у Ивана, сделали своё благое дело. Каждая такая поездка на пределе возможностей машины была победой над страхом и призраками прошлого.
И теперь, по прошествии стольких лет, Алексей действительно гонял с радостью и даже каким-то неистовым азартом. Ему хотелось заглушить воспоминания о трагедии, и все эти годы именно минуты сумасшедшей гонки и «полёта» по трассе делали его по-настоящему свободным и почти счастливым.
Но Алекс уж точно не ожидал, что ему понравится делить эти удивительные мгновения с кем-то ещё. Присутствие на соседнем сидении Кристины придавало поездке несколько другую тональность, но будоражило кровь не меньше, чем скорость. Он ощущал себя шахматистом, который привык играть сам с собой, но наконец-то нашёл человека, с которым можно разыграть партию. И это было чертовски здорово!
Глава 32
Кристина, сидя в малой гостиной, слушала рассказ Романа, который, можно сказать, был очевидцем трагических событий в жизни начальника и свидетелем становления его как сильной и несгибаемой личности. У неё сжималось сердце от каждой фразы, от каждого слова. Пережить смерть родных, не сломаться, вырастить сестру, параллельно занять высокий пост и удерживать его в течение стольких лет, лишь упрочивая своё положение… И при этом держать в узде эмоции, выпуская их на волю лишь наедине с самим собой…
Если раньше гендиректор был для неё эдакой шкатулкой с сюрпризами, идеальной, на которую было даже страшно дышать и рядом с которой она чувствовала себя, мягко говоря, не на своём месте, то теперь шкатулочка приоткрыла перед ней свои слабости, показала уязвимые стороны. Но Кристина испытала вовсе не разочарование, а ещё большее восхищение, с которым соседствовало сострадание и отчаянное желание сберечь доверенные ей секреты, не дать никому (пусть даже члену семьи) ударить шефа по больному или ещё больше ранить его сердце, которое и так натерпелось за последние годы.
Все те женщины, которые пытались его окрутить (а таких Кристина повидала уже немало), хотели только брать, ничего не давая взамен. Их манила нарядная упаковка и внешний лоск Горского, они даже не пытались заглядывать глубже. «А что он может для меня сделать?» — говорили их глаза. И ни у одной девицы она не заметила противоположный настрой: «А что я могу сделать для него? Возможно, чем-то помочь?» К сожалению, это был тот тип женщин, который готов выскочить замуж за того, у кого кошелёк туже набит, а потом, случись что с избранником, тут же упорхнуть к другому, у кого не будет проблем или сложностей.
Но он заслуживает лучшего, ту, которая готова была бы пройти с ним путь от рядового до генерала, вместе перенося все сложности и невзгоды. Сейчас, узнав Алексея Викторовича лучше, она была уверена, что даже без своего состояния он не оставил бы её равнодушной, потому что… да потому что он такой, каких мало: удивительный, многогранный, необыкновенный.
А ещё Мистер Суровость был щедрым, но каждый раз, когда она принимала его помощь (а не принимать не могла, ибо сама находилась в плачевном положении), чувствовала себя неуютно, чуть ли не нахлебницей, хотя он ясно ей сказал: «Правильно принимать помощь — очень важное умение, для которого вовсе не нужно поступаться гордостью».