Девушки не ушли. Мэри убрала посуду, но Эрин и Люси остались, а затем подошла и Энн. Я вновь залезла с ногами на софу и взялась за следующий конверт. Я еще не начала читать, но уже склонилась над письмом, когда услышала шепот Энн:
- Его Высочество интересуется, как себя чувствует леди Америка.
- А ты что сказала? – поинтересовалась так же тихо, думая, что я не слышу Мэри.
- Я сказала, что неважно и что она очень подавлена. Я надеялась, он зайдет и проведает нашу госпожу.
- А он?
- Он помрачнел, тяжело вздохнул, но не зашел, а развернулся и ушел.
Максон был здесь, знает, что мне плохо и не зашел? Эта новость меня неприятно кольнула. В какие игры он со мной играет? Он ведь обещал меня любить, а что изменилось сейчас? Что сталось за четыре дня с его любовью? Прошла? Он так отчаянно просил меня перетерпеть, но зачем? Он все еще заинтересован в том, чтобы я его ждала?
«Дорогой Генри,
это, пожалуй, мое последнее письмо. Я люблю тебя больше жизни, но с такой ношей я не смогу жить. Нашему сыну, нашему маленькому Стивену едва исполнилась неделя, когда у меня его отобрали. Пришли отец с Винсентом и забрали у меня из рук моего мальчика. Мое сердце почувствовало что-то неладное, но я была обессилена тяжелыми родами и все еще приходила в себя. Я не смогла помешать им забрать нашего мальчика, а нужно, нужно было. Я не знаю, что конкретно с ним сделали и не хочу знать, знаю только, что через два дня его похоронили. Маленькое тельце невинного человечка. А ведь он был так же прекрасен как ты. С черными волосиками и мутненькими темными глазками. Мне даже не позволили взглянуть на него в последний раз. Винсент сказал, что он не мог оставить моего ублюдка в своем доме, он сказал, что никто не поверил бы, что Стивен его сын. Все бы насмехались над ним. Мол, он не способен сделать своей жене ребенка и поэтому она пошла искать утешения у другого мужчины. Для него это было бы позором. А отец? Что отец? Он поддержал его. Папа едким голосом бросил мне в лицо «В нашем роду бастардов не будет. Что ты только вздумала себе? Позорить королевский род Иллеа незаконным ребенком? Отныне любой королевский бастард будет убит. Королевских бастардов как и в Иллеа, так и в Свендвеа не должно быть. Каждый бастард будет уничтожен»
Прости меня, мой милый Генри, но я не могу так жить. Я не смогу жить без нашего мальчика, без нашего маленького Стивена. Я не представляю, как дальше жить. У меня больше не осталось ничего.
Прощай.
Я люблю тебя и всегда любила одного тебя,
Навеки твоя,
Кэтрин»
Письмо выпадает у меня из рук, и я просто начинаю дрожать. Дрожь бьет меня волной и слезы сами потоком начинают литься из глаз. Я плачу за Кэтрин, за ее боль, отчаяние и тоску и к этому примешивается моя собственная боль. Если все короли Иллеа придерживаются принципов Грегори Иллеа, то король Кларксон не позволит родится или жить нашему с Максоном ребенку, если тот родится не в браке. Теперь наш брак стал жизненно необходимым для нашего ребенка. В руках Максона не только моя судьба, а и в прямом смысле, жизнь ребенка, которого я ношу под сердцем.
- Леди Америка, что с Вами? Что случилось? Вам больно? – ко мне подскакивают служанки, а я не могу ответить, голос пропал и я не могу ничего думать, кроме как о словах Грегори Иллеа.
Королевских бастардов как и в Иллеа, так и в Свендвеа не должно быть. Каждый бастард будет уничтожен.
Эрин подхватывает письмо и читает, у нее вырывается сдавленный крик, девушки убегают за успокоительным чаем, в то время как Люси обнимает меня. Странно, что я все это замечаю.
От успокоительного я проваливаюсь в сон, и мне кажется снится или мне просто привиделось, ведь такое вряд ли может быть, что меня нежно по щеке и рукам гладит теплая широкая ладонь, такая родная и знакомая. Пусть это лишь игра воображения, ведь он сейчас с Крисс, хотя я и не знаю, какое время суток должно быть. Эти ласковые и нежные прикосновения успокаивают меня лучше любых успокоительных чаев и капель. И я даже умудряюсь подметить для себя, что это замечательно. Значит на ребенка этот стресс не так сильно повлияет.
========== Глава 12. Я с тобой. ==========
На следующий день я также не вышла. Просто осталась у себя. Недосыпание, нервный стресс, ко всему прочему еще и плохой аппетит, а вместе с ним и нехватка энергии сделали свое дело. Я утром едва могла подняться с постели. Когда пришло время завтрака и мне принесли еду, мои горничные буквально запихнули в меня все содержимое подноса и строго-настрого приказали не подниматься с кровати. На меня напала ужасная апатия, и мне не хотелось ничего. Почему я одна? Почему его нет рядом? Он обещал быть рядом, и где же он? Где Максон, когда он так нужен мне и нашему ребенку? Его нет. Он не с нами. Нужны ли ему вообще?
Я бы заплакала, но слез не осталось. Все слезы я уже выплакала. Сколько же можно? Я ему кто? Разве можно вот так со мной. Он говорил, что будет уделять другим девушкам почти все свободное время, но можно было мне хоть несколько слов в день говорить за приемом пищи? Можно было бы хоть как-то давать знать, что он все еще со мной. Но он не со мной, он с Крисс, и если раньше я была уверена, что он будет со мной, то теперь моя уверенность стала угасать, а во время сегодняшнего завтрака достигла минимальной точки. Я уже совершенно ни в чем и ни в ком не уверена.
Я одна. Совсем одна. Он меня оставил как раз тогда, когда больше всего нужен.
Красивая чашка словно сама по себе вылетела из моих рук и ударилась о стену. Прибежали девушки, но у них хватило такта ничего не сказать. Они просто забрали мусор, поднос и ушли, оставив меня на некоторое время одну.
Совсем неожиданно после вспышки необъяснимого гнева я решила дочитать письма Кэтрин Иллеа. Вы сочтете это мазохизмом, ведь после вчерашнего последнего прочтенного письма у меня случился нервный срыв, но я должна дочитать. Я должна знать, к чему быть готовой. Какая же из меня будет мать, если я не смогу сохранить своему ребенку жизнь? Я должна найти выход, должна защитить ребенка, чего бы это мне не стоило. Может в этих письмах есть что-то, что подскажет мне, как защитить свое дитя от его дедушки.
Я ожидала всего чего угодно, любого письма, любого откровения, но вовсе не документа в конверте. Это скорее всего были лишь черновики, странные списки имен, и только начав читать самый первый из листов, я стала постепенно понимать, что к чему.
«Следуя завещанию нашего первого короля, Грегори Иллеа, моего отца, я, Деймон Иллеа, начинаю вести этот документ, который строго будет передаваться из рук в руки наследнику Иллеа перед смертью правящего короля. Согласно велению моего отца, каждый ребенок рожденный от носителя королевской крови, прежде всего наследника или короля, проще именуемый как королевский бастард, должен быть убит или до рождения или вскоре после появления на свет. Дабы пресечь возможности покушения на королевский престол бастарда, он не имеет права на жизнь.
Дальше будет вестись учет королевских бастардов и их матерей…»
Я прошлась по списку, начиная от перечня любовниц или женщин, не состоящих в браке с тогда еще принцем, а затем королем Деймоном Иллеа. Многим детям даже не успели дать имя, их убили безыменных. От них избавились словно от ненужного мусора. Остановилась я на последнем в списке имени короля. Думаю, его все прекрасно знают. Да, это наш король Кларксон Скрив. Вниз от его имени тянулась цепочка из 5 имен, женщин родивших от него детей, которых он убил. Три мальчика и две девочки. Дети, которые по сути виноваты были только в том, что их отцом являлся король Кларксон. Меня повергло в шок то обстоятельство, что он мог изменять королеве Эмберли. Женщине с большой буквы, такой величественной королеве. Не то, чтобы я не знала о жестокости короля, но я думала, у него хватило совести хотя бы хранить верность своей жене. Хотя чего я ожидала от достойного приемника Грегори Иллеа? Чего следовало ожидать от человека, не брезгающего избивать своего наследника, единственного сына? Но как он мог убить своих детей? Как у него поднялась рука отдать приказ убить ни в чем не повинных младенцев, которые были его плотью и кровью. Неужели он собирается привить такое мышление и Максону? Неужели он станет объяснять своему сыну, что убивать своих побочных детей - это нормально? Меня стошнило, и я едва успела добежать до ванной комнаты. После получаса проведенного в обнимку с унитазом, я вернулась в постель.