На самом деле, одноклассник пришел не за тем вовсе, чтобы поиграть с моим псом. Отдать ему книгу и пусть идет обратно, а я забуду обо всем этом.
— А ты знаешь, что ничего случайного не бывает, все решено и предопределено самим человеком? Что любая неожиданная встреча — это свидание, тобой же и назначенное? — спросил Даня, не вставая.
Кутузов лизнул его в щеку. Одноклассник принялся чесать его бока.
— Готова поспорить, что это цитата, — ответила я, чтобы разговор не принял оттенок флирта.
— Кроме цитат, нам ничего не осталось. Наш язык — система цитат, — произнес Даня, и по его тону я догадалась, что и это не его слова тоже. Чужие слова он произносил более уверенно, спокойно и даже не помогая себе жестами.
По рассказу одноклассника, эта книга была написана его тетей. Раньше она всегда стояла в ее шкафу, а потом вдруг исчезла. Даня якобы увидел книгу на фото своей знакомой, и решил, что раз тетя лежит в больнице, книжка бы непременно порадовала ее. Он мог бы прийти и почитать ей вслух. Она обожает, когда читают вслух.
Я не стала задавать вопросы вроде «Неужели книга существует всего в единственном экземпляре?» или «Зачем она, если от нее ничего не осталось?», потому что и так было ясно, что этот бред Даня придумал от начала и до конца, просто чтобы побыть какое-то время со мной. Весьма оригинально, ничего не скажешь. Наверняка куда-нибудь позовет. Схожу с ним, чтобы не обижать человека, а там объясню, чтобы ни на что не рассчитывал. Тут я поймала себя на мысли, что рассуждаю почти как мамины богини.
Нюта несколько раз под разными предлогами заглядывала на кухню, лелея надежду уличить нас в чем-то непристойном. Каждый раз заставая нас созерцавшими обложку, Нюта расценивала это как личное оскорбление.
— А что это у вас? — раскачиваясь, спросила она.
— Пособие, как есть детей, — отозвался Даня.
— Ты ешь детей?
— Я не люблю их. Это намек.
Нюта прекратила раскачиваться на носочках. Серьезно посмотрела на Даню и другим, совершенно нормальным тоном сообщила:
— Я не ребенок. Так-то мне второй десяток пошел.
— Тогда оставайся. Чаем угостишь?
Нюта кивнула и проявила неожиданную покладистость.
— Я приготовлю тебе кофе, — объявила Нюта, пододвигая к Дане кружку с розовым кроликом. Морда кролика растянулась на всю кружку, а два его уха загибались наподобие ручки — жуткая, в общем-то, кружка, но Нюта ее обожала.
Даня воззрился на кролика.
— Благодарю, — кивнул он и отхлебнул горячую, явно переслащенную жидкость.
Нюта заворожено следила за тем, как он пьет.
— Что? — спросил Даня.
— Пей-пей, — с нежностью в голосе сказала Нюта — и, не отрываясь, продолжала смотреть.
Даня уставился в кружку, кроликом защищаясь от удавьего взгляда.
Но Нюта смотрела, смотрела, смотрела.
Даня глянул на меня — ничего она там мне не подсыпала? Я пожала плечами.
Нюта сияла.
Кажется, назревал любовный треугольник.
А может, не все в этом мире надо сводить к любовным отношениям.
Глава 6
Цветочные магазины, комнаты стариков и библиотеки пахнут одинаково: увяданием.
Не знаю, что многие находят в запахе старой бумаги. Мне проще читать новые, пахнущие лишь типографской краской книги или даже просто текст с экрана, нежели приходить в эту странную, заставленную засаленными томами обитель. Сюда заходят разве что пенсионеры и студенты. Пристанище льготных категорий населения и пылевых клещей.
Даня, наоборот, сделал глубокий вдох и блаженно заулыбался.
Деловито запустив руку в книжный ряд — так, что лишь кончики пальцев виднелись, он шепотом спросил меня:
— Видишь?
Я кивнула. Даня зашевелил пальцами.
— Это книжные черви, — объявил он. — Они питаются словами. Съедят и тебя, если не расскажешь историю.
— В другой раз, — ответила я.
Пальцы опечаленно поникли.
— Умерли с голоду, — мрачно возвестил Даня.
В глубине зала, там, где расступались бесчисленные полки, сидела библиотекарь. Она словно бы сама была частью пространства, отделилась от книжных полок. Пожелтевшие страницы обратились в бледное лицо, а книжные корешки покорно сложились в рисунок пестрой вязаной жилетки.
На столе рядом с ней стоял компьютер, покрытый толстым слоем пыли. Технику здесь явно не жаловали.
Даня бодро направился к женщине, лавируя между полками с непринужденностью дикаря, пробиравшегося через непролазные джунгли. В обычной жизни он бы наткнулся на шкаф, ударился бы об острый угол, снес бы книжную пирамиду в углу. Но не здесь. В своей стихии он проявил удивительную для него грацию.