К счастью, в этот момент позвонила одна из ее клиенток, которая никак не могла открыть в себе богиню, и мама переключилась на спасение этой милой женщины.
Я рассеянно погладила пса.
Только не надо думать, что у меня нет друзей. Я просто не хочу называть так кого попало. Есть, с кем погулять, сверить домашнее задание или еще что-нибудь. А человека, которому я бы все рассказывала, доверяла бы больше, чем себе — такого нет.
Я оглядела людей, собравшихся в гостиной. Это моя семья. Я люблю их, потому что родственников любят. Вот и все.
Узы крови, любовные клятвы, обещания вечной дружбы— вовсе не гарантия того, что ты сможешь считать человека своим другом.
По-настоящему предан мне только мой пес.
Но мне не пять лет, чтобы верить, будто животные понимают человеческую речь. А жалко, конечно.
Ровный свет торшера освещал собравшихся в гостиной. В этом мягком искусственном свете их лица казались сделанными из пластмассы.
Актеры, играющие семью, разойдутся после команды «Снято!».
Нюта сфоткала мой букет со всех сторон и выложила себе на страницу. Подписав: «Как приятно получать цветы!». Ее подружки мгновенно начали сходить с ума от зависти. Нюта вела счет каждому завистливому лайку.
Окрыленная успехом, она даже сделала снимок собственной руки с позаимствованным у мамы колечком (кольцо было безобразно велико, поэтому сестра крутила рукой то так, то эдак, подбирая наиболее удачный ракурс). Второе фото — «как приятно получать украшения!» — появится в сети лишь завтра. «А то не поверят» — проявила, под конец, благоразумие Нюта.
Запах цветов раздражал, и я переставила вазу поближе к окну.
Заслышав возню, удивленно приподнял уши дремавший на полу пес. Я обхватила руками его голову, скрывая ладонями длинные уши. Его бедная безухая голова выглядела жалко, и я чмокнула Кутузова в лоб.
Настроение было хуже некуда.
Можно подумать, будто я только и делаю, что ною. Отлично знаю, что, если б я решила кому-нибудь рассказать о своих проблемах, никто бы их проблемами и не посчитал. Я не голодаю, не подвергаюсь насилию, живу в полной семье, не встречаюсь с агрессией со стороны одноклассников, получаю достаточное количество карманных денег и не имею проблем со здоровьем.
Но при этом мне кажется, что день за днем я проживаю чью-то чужую жизнь. Смотрю на себя со стороны: сейчас она допишет упражнение, уберет тетрадь в сумку и ляжет спать.
На мониторе высветилось: 00:00.
Мое любимое время. Время, которого вроде как и нет, одни нули.
Полночь.
Карета стремительно уменьшается, ее металлические стенки обрастают изнутри плодовой мякотью — и это уже не карета вовсе, а самая настоящая тыква, рыжая, пузатая, только что с грядки.
Принцесса вздрагивает от укола веретена, и красная капля быстро сбегает вниз, огибает нежную руку.
Лягушачья кожа скукоживается, опаляясь огнем.
Часы бьют двенадцать.
Каждую полночь я жду, что что-нибудь изменится.
Это мой секрет.
Тихо, стараясь не наткнуться в темноте на стеллажи, я вышла в коридор. Часы без кукушки слегка отставали, и вот сейчас стрелки сомкнулись, встречаясь второй раз за сутки. Я застыла в ожидании.
Из комнат доносилось ровное дыхание спящих и клацанье клавиатуры — брат никак не успокоится.
За окном шумели автомобили. В окнах дома напротив горел неяркий свет.
Кого я обманываю.
Тыква так и оставалась тыквой, она лежала в холодильнике, никогда не и не бывав каретой, и мама завтра приготовит с ней кашу, а Нютка будет морщиться: фу, пшенка. Веретена нет и в помине. Лягушек режет на занятиях Макс — а может быть, он это все придумал.
Рука принцессы вся в уколах от веретена, но сон никак не идет. Испуганная, обреченная на бесконечную бессонницу вместо вечного же сна, она не знает, что и делать.
Спокойно и неторопливо двигается минутная стрелка часов без кукушки, но только казалось, что движется вперед, ведь, проходя полный круг, всегда возвращалась она в исходную точку. Движение по кругу. Что было — то и есть, что есть — то и будет, и ничто не в силах это изменить.
Завтра вставать рано.
Я выключаю ночник — и моя тень сливается с теми, что отбрасывают предметы.
Так, что и не отличишь.
Тени подступали все ближе.
Когти бессильно царапали воздух, пытаясь сцапать, схватить, разодрать.
Но тени ускользали. Им, бесплотным, бояться было нечего.