Тот пошатнулся и, споткнувшись о подставленную вторым хулиганом ногу, упал навзничь, ударившись затылком о тротуар.
Никто из прохожих и из тех, кто оставался в очереди на автобус, не вступился за старика, хотя тут были и молодые мужчины. Оставлять хулиганов безнаказанными было нельзя, и я бегом пустился догонять их. Они же, не торопясь, вразвалку, удалялись прочь, как будто ничего особенного не произошло.
Выбрав того, который толкнул старика, я схватил его за локоть и так круто повернул к себе, что он едва устоял на ногах.
— Что тебе надо? — окрысился на меня парень.
— Идем в отделение. Да не вырывайся, а то я тебя так скручу, что не поздоровится.
Второй хулиган, сообразив, что дело оборачивается неприятностью, держался в стороне. Нужно было пригласить с собой пострадавшего, но мне сказали, что он уехал на такси. Я попросил, чтобы кто-нибудь из свидетелей происшествия дошел со мной до милиции.
— Ну вот еще! — сказала толстая дама с длинной, похожей на дыню головой и узкими, точно серпом прорезанными, глазами. — Пойди с вами в милицию, а потом по судам затаскают. Да и вам, гражданин, не советую. Вы их приведете, а они потом подкараулят вас да бритвой по глазам. Мало ли случаев рассказывают.
— И вообще, чего вы привязались к этому парню? — услышал я сзади очень знакомый голос. — Его толкнули, он ответил. Только и всего. Придираетесь, сами не знаете к чему.
Я обернулся и к своему удивлению увидел, что говорит это Радий, черт бы его побрал. В зеленой велюровой шляпе, острым шлыком торчавшей на голове, в чудесном коричневом пальто какого-то особенного покроя с широко застроченными рубцами на швах, он походил на артиста столичной оперетты.
— Послушайте! — сказал я, не желая отвечать на его растерянную улыбку, показывающую, что он меня тоже теперь узнал. — Если вы трус и боитесь защитить старика от хулиганов, то не мешайте другим и не путайтесь под ногами.
— Давайте, товарищ, я с вами пойду, — смущенно предложил молодой человек в железнодорожной форме. — Хоть мне и некогда, но так это дело оставлять нельзя. До чего распустились, мерзавцы.
На наше счастье, за углом мы повстречали милиционера, которому вручили сперва нашего пленника, а потом протокол, который я тут же сочинил по всем правилам на листке из блокнота.
От всего этого происшествия в душе у меня остался отвратительный осадок. Разобравшись, я понял, что дело не в неприятном столкновении с бывшим приятелем, так как он для меня был давно уж «бывшим». Меня огорчало, что теперь я не смогу увидеть Ирину. И нечего мне было обманывать самого себя, что мне нет никакого дела до нее. Ведь целый день я только и думал, что о ней. Неужели прежнее чувство вспыхнуло вновь?
Я так углубился в свои мысли, что прошел мимо переулка, в который следовало свернуть. Чертыхнувшись, я круто повернул обратно и вдруг нос к носу столкнулся с Радием, шедшим следом за мной.
— Ты чего это, Димка, всплыл на меня, как медведь? — смущенно смеясь, воскликнул он, загораживая мне дорогу. — Ведь смешно же, ей-богу. Встретились два старых друга и поссорились из-за какого-то блатяги.
— Я не ссорился, — возразил я, чувствуя, что во мне еще живо какое-то теплое чувство к Радию, — но ты, я вижу, совсем охамел за эти годы. Ведь это же последнее дело…
— Ну ладно, ладно, — не дал он мне докончить. — Забудем к чертям всю эту историю и пойдем мириться. Нужно же поговорить после такой долгой разлуки. Ты знаешь, за это время мне часто очень недоставало тебя…
В последних его словах проскользнула искренняя, жалобная нотка, и это окончательно смягчило мой гнев.
Дом Роевых был в нескольких шагах от нас, так что мы не успели ни о чем поговорить. Открыв своим ключом парадную дверь, Радий провел меня в свою комнату, вход в которую был прямо из прихожей. Многозначительно щелкнув себя по вороту, он сказал:
— Сейчас сообразим кое-что, — и скрылся.
«За водкой побежал, — поморщившись, подумал я. — Нужно поскорей отделаться от него. Совсем не хочется с ним выпивать».
Комната Радия очень мало изменилась с тех пор, как я был в ней несколько лет тому назад. Только тонкая переборка, отделявшая ее от столовой, была оклеена новыми обоями под персидский ковер и вместо одной кровати в ней стояла еще раскладушка, покрытая чудесным плюшевым одеялом.
В комнате не было ни книг, ни газет, которыми я мог бы пока заняться, и потому я подошел к окну — естественному прибежищу всякого, кому нечего делать. Оно было открыто настежь. Усевшись на подоконник, я смотрел на знакомую улицу и не узнавал ее. Серые домишки, толпившиеся, раньше на противоположной стороне, исчезли, и на их месте чуть не на полквартала развернулся огромный жилой дом с магазинами в нижнем этаже. В пролете между ним и старым особняком виднелись знакомые купола выходившей на соседнюю улицу небольшой розовой церквушки, когда-то гордо возвышавшейся над окружающими зданиями. Теперь ее едва было видно из-за вымахавшего рядом с нею шестиэтажного корпуса, да и с другой стороны чуть ли не выше ее крестов уже поднималась мощная стрела башенного крана, похожая на занесенную руку.