— Почему же он в милицию не сообщил?
— А черт его знает. Может, стыдно было признаться, что сдрейфил. Ведь он вон какой верзила. А может быть…
— Что может быть?
Анохин нахмурился и нехотя проговорил:
— Верней всего, не хотел он, чтобы узнали, откуда он выходил. Ведь его как раз у моих ворот прищучили. Я-то в поездке был. Ну вот он узнал об этом и того… припожаловал.
— А почему вы говорили, что Бабкина в эту ночь не было в Борске? — вмешался я.
— А как же он мог быть в Борске? — оживился Анохин, обрадованный, что вопрос отошел от щекотливой темы, — когда я своими глазами видел в тот вечер, как он выходил из нашего поезда на станции Озерной.
— Какого числа это было? Постарайтесь ответить точно.
— Да чего уж точнее. Было это в ночь на семнадцатое сентября.
Внутренне торжествуя, я мысленно отметил, что дата эта совпадала с датой убийства Глотова. От радости я готов был расцеловать Анохина в небритые щеки, но вспомнил спокойные, бесстрастные манеры полковника Егорова, которому всегда собирался подражать, и ограничился тем, что с невозмутимым видом оформил последнее показание Анохина отдельным протоколом.
Теперь у меня имелись уже две косвенные улики против Бабкина, но их было слишком мало, чтобы прокурор дал санкцию на арест его. Для этого требовались более веские основания. Вместе с Нефедовым мы решили всеми силами ускорить раскрытие дел об ограблении Морозова и Языковой, рассчитывая, что, может быть, нам удастся установить отношение Бабкина к этим грабежам. Ведь не зря же он столько времени хороводился с теми заводскими ребятами, которых мы арестовали. Вполне возможно, именно он их и подговорил заняться, грабежом.
Теперь мы знали фамилию второго пострадавшего, и вскоре Пашка Морозов, как его непочтительно называл смертельно обиженный им Анохин, сидел перед нами, теребя свой пшеничный чуб, вьющийся из кольца в кольцо, благодаря усердию парикмахера. Его бело-розовое, сытое, с золотой щетинкой на пухлых щеках лицо выражало обиду.
Вежливостью он не отличался.
— С чего это вам взбрело в голову, будто я прикрываю бандитов? — ершился он. — Вы тоже не очень-то разбрасывайтесь такими словами. Думаете, что если на вас капитанские погоны, то вы можете всякого оскорблять? В Конституции этого не записано, что можно так с людьми обращаться.
— Что вы! — удивился Нефедов. — Да кто же это вас оскорбляет? Просто, я хочу вам разъяснить, что такое странное поведение, как ваше, недостойно советского человека. У вас на глазах было совершено тягчайшее преступление, вы были единственным свидетелем его и, видимо, даже пострадавшей стороной. Во всяком случае, вы, наверное, разглядели наружность преступников и могли бы при случае помочь их разыскать, а вместо этого вы из каких-то своих личных побуждений скрываете от властей, что вас ограбили, даже не желаете узнавать свою собственную рубаху. Этим вы предоставляете преступникам возможность продолжать свою преступную деятельность. Почему вы не хотите признаться, что на вас напали?
— Никто на меня не нападал, — упорствовал Морозов. — А если бы даже и напали, то это только меня бы касалось.
— Значит, вы считаете правильным оставить грабителей безнаказанными? Но ведь это как раз и есть не что иное, как укрывательство преступников.
Морозов молчал, надув свои красные полные губы. В этот момент он был удивительно похож на обиженного упрямого мальчишку, хотя ему было лет двадцать восемь.
— Ну, как бы вы поступили, если бы узнали, что какой-то известный вам человек занимается шпионажем или готовит диверсию? Вы бы тоже промолчали? — задал я ему вопрос.
— Ну, это совсем другое дело, — обернулся он ко мне. — Ясно, что тут бы я живо приволок его куда следует.
— А какая же разница, — подхватил мою мысль Нефедов, — между диверсией и бандитизмом?
— Ну, а как же? — все еще готов был спорить Морозов. — Очень большая разница. Одно дело — политическое преступление, а другое — уголовное.
— Чем же, по-вашему, бандит лучше диверсанта? — не отставал от него Нефедов. — Ведь это тоже опаснейший преступник. Еще неизвестно, ради чего он совершает преступления, только ли ради наживы или чтобы терроризировать население, запугать его, вызвать недовольство. Мы еще не знаем, кто стоит за спиной тех двух пареньков, которые на вас напали.