Ну и что, если так думает он? На что я способна ради детей? Ради их будущего? Будущего моих детей.
Звуки снаружи улицы смешались с тихими стонами, которые раздавались из соседней комнаты. Дыхание, едва уловимое дыхание, иногда прерывающееся. Кто это? Он сейчас плачет? Рыдания эхом отдаются в пустоте комнаты. В эти секунды я пытаюсь найти ответы на свои вопросы. Крик, срывающийся на рычание, время словно сжимается. Ещё миг, и я узнаю. Резко открываю двери из своей спальни и выбегаю в коридор. Распахиваю соседнюю дверь и замираю. Кирилл, согнувшись пополам, стоит на четвереньках, упершись руками в ковер.
— Что случилось? — подбегаю и опускаюсь рядом.
— Наши дети случились, — выплевывает он. — Посмотри, что у меня со спиной, — он кричит, едва я прикасаюсь к его футболке. Подцепляю пальцами ткань и тяну вверх, вся спина Кирилла красная и в мелких ссадинах.
— Спина красная, что произошло? — спрашиваю у мужчины. Он стонет, пытается подняться с колен, но взвывает от боли. Хватается рукой за спину и делает себе только хуже.
— Бл*ть! Как же больно! — рычит сквозь зубы, сжимает кулаки. — Помоги мне дойти до кровати, — Кирилл упирается на меня, в полусогнутом виде, мы доходим до его спальни. С облегчением вздыхает, оседая на свою кровать. Жестом показывает мне снять с него футболку. Осторожно стягиваю синюю ткань с его крупного тела. Задерживаю взгляд на мускулах, нервно кусаю себя за щеку. Сворачиваю футболку и кладу ее в кресло. Кирилл переворачивается и укладывается на живот.
— Дети в край оборзели, — произносит он, когда я уже почти вышла из комнаты.
— Что ты имеешь в виду?
— То и имею в виду, что говорю. Кто-то из них подлил мне что-то в гель для душа. Я спину намылил и всё… еле смыл и вылез из душевой кабины. Теперь мне очень больно, совсем не могу лежать. Ты можешь чем-нибудь облегчить мою боль?
— Чем например? Врача вызвать?
— В аптечке есть мазь от ожогов, принеси ее, пожалуйста, — глаза Кирилла опять становятся мутными, он пытается сдержать стоны боли. — Даже говорить не могу, — вздыхает.
— Хорошо, — быстро приношу аптечку из ванной комнаты, раскрываю ее и вынимаю мазь. Пробегаюсь взглядом по инструкции, выдавливаю крем и наношу на мужскую спину. Кирилл содрогается всем телом, кричит и матерится. Неужели ему действительно так не выносимо больно?
Он стонет, и морщится, не в силах терпеть, хрипит. А я мажу еще и еще. Через некоторое время я замечаю, как спина его уже не так напряжена. Наверно, боль стихает.
Мужчина несколько раз глубоко вдыхает воздух и пытается опять крикнуть. У него получается только стон.
— Спасибо, — раздается болезненный голос Кирилла. Он несколько секунд смотрит в потолок, потом поворачивается ко мне и спрашивает:
— О чем ты сейчас думаешь? Скажи? Только честно.
— О том, что ты козел…
— Мда… честно, ничего не скажешь, — смеется он. Потом опять закрывает глаза и делает долгий вздох. Как это ни странно, мне становится немного легче.
— А с кем сейчас дети? — сердце начинает неистово колотиться.
— С няней, — спокойно отвечает мне.
— Как с няней? С какой еще няней?
— Судя по отзывам в агентстве — с профессиональной няней. Стаж двадцать лет.
— Стаж ни о чем не говорит, — отхожу к дверям, намереваясь бежать к детям и защищать их от няни.
— Вернулась быстро, села сюда, — хлопает рукой по кровати. — Мы не договорили. Я подаю документы на установление отцовства. Не хочешь по хорошему, я сделаю так, как нужно мне. Я тебе предлагаю совместную опеку над всеми детьми. Согласна?
— Нет. Эти дети только мои, — настаиваю на своём.
— Какой же ты всё-таки ребёнок! Я тебе предлагаю всего лишь совместную опеку и только. Жить со мной я тебя не заставляю. Будем общаться только в рамках опеки над детьми и всё. Что ты артачишься?
— Нет, будет так, как я решу! — фырчу в ответ Кириллу.
— Бл*ть! Какая же ты… коза… Нашим детям нужны оба родителя. Пойми, у детей появится больше возможностей в этой жизни. Я хочу сделать, как лучше для них и для нас.
— Я тоже хочу, как лучше. И им лучше со мной, — я не отступлю и не отдам своих детей "выдуманному" папаше.
— Ладно, я подаю документы, а там решим, как быть дальше. Иди к себе в спальню. Ужин я принесу в семь.
— Я хочу к детям! — спрыгиваю с кровати и тут же сажусь обратно. Кирилл хватает меня за оба запястья и крепко удерживает. Сижу, прогнувшись в пояснице. Мужчина отводит мои руки назад, за спину. Наклоняется и шепчет мне на ухо:
— Я сказал, если нужно будет лизать мои ботинки, то ты встанешь на колени и вылижешь мою обувь. В противном случае, ты знаешь, где входная дверь. Выходишь в неё и навсегда забываешь об наших детях, -