«Индивидуумы, — пишет Докинз, — покупают успех, например, в привлечении сексуальных партнеров, ценой дорогой рекламы собственного превосходства, включая демонстративные проявления щедрости и подвергание себя опасности на благо других».
Если говорить о людях, то еще Аристотель обратил внимание, что, во всяком случае, некоторые люди относятся к чужим благодеяниям, не как к благу, а как к чему-то, наоборот, вредному и опасному.
Перечисляя моральные достоинства величавого, Аристотель говорит, что величавый «способен оказывать благодеяния, но стыдится принимать их, так как первое — признак его превосходства, а второе — превосходства другого».
Плутарх рассказывает, что Таксил, который «владел в Индии страной, по размерам не уступавшей Египту», предложил Александру Македонскому отказаться от сражения и готов был поделиться имуществом, если он богаче Александра, или принять от него дары, если — беднее.
Александр подал Таксилу руку, и сказал, что будет сражаться.
«Я, — так он говорит у Плутарха, — буду бороться с тобой благодеяниями, чтобы ты не превзошел меня своей щедростью».
И «приняв богатые дары от Таксила, Александр преподнес ему дары еще более богатые».
Ливий рассказывает, как во время войн с Ганнибалом в Рим прибыли послы от Неаполя. Они «внесли в курию сорок тяжеловесных золотых чаш». Неаполитанцы знали, что «казну римского народа вычерпала война» и решили подарить Риму золото, которое их предки оставили на украшение храмов и помощь бедствующим.
«Римские сенаторы и народ, — сказали неаполитанцы, — порадуют их, если принесенный дар оценят не просто по его стоимости, а по дружеским чувствам и доброй воле тех, кто его принес».
«Послов, — пишет Ливий, — поблагодарили за щедрость и внимание, а чашу приняли только ту, что была всех легче».
Итальянец Интериано писал, что знатные черкесы «восхваляют щедрость и дарят охотно все свое имущество, за исключением коня и оружия». Знатные особенно расточительны в том, что касается одежды.
«По этой причине, — пишет итальянец, — оказывается, что они по большей части хуже одеты, чем их подданные».
По словам Интериано, вассалы просто выпрашивали подарки, а отказать им в просьбе — было величайшим позором для знатного человека.
То, что вещь дарителю нужна не меньше, чем просителю, Интериано называет парадоксальным, хотя тут же и говорит, что эта парадоксальность «доказывает богатство и щедрость первого и ставит второго в зависимое положение».
В шестнадцатом-семнадцатом веках русский царь всегда возвращал дарителям их подарки.
«При рождении царевича, — пишет Коллинс, — подданные изъявляют радость свою, поднося царю подарки, которые он, однако же, опять возвращает; но если ему что-нибудь полюбится, то он платит настоящую цену».
Для этого случая, Коллинс придумал вот какое фантастическое объяснение.
«Попадая в руки царя и возвращаясь обратно, — пишет он, — вещь приобретает некое новое качество, становится воплощением преданности подданного, с одной стороны, и царской милости — с другой».
Может быть, со временем эта традиция и получила такой смысл, какой в него вкладывает Коллинс, но первоначально возврат вещи был, судя по всему, простым возвратом несвободы государя перед подданными, которую он приобретал вместе с подарком. Именно поэтому он возвращал только те вещи, которые ему меньше всего понравились, и выкупал те, которые полюбились.
По той причине, что дарение было связано с обладанием властью, московские государи принимали подарки от послов и дарили через них свои. И стоимость ответных даров всегда превосходила стоимость посольских.
Благодеяние — говорит по этому поводу Гоббс — если оно оказано равному, может привести к тайной ненависти того, кому оно оказано.
«Дело в том, — объясняет он, — что благодеяние обязывает, обязательство же есть рабство».
У самых крупных мыслителей едва ли есть по этому поводу другое мнение.
Кант говорит, что, приняв чужое благодеяние, мы становимся «ступенью ниже нашего покровителя, что противно истинному самоуважению».
Макиавелли поучает, что «не стоит падать, полагаясь на то, что тебя поднимут. Даже если тебя и выручат из беды, это небезопасно для тебя, так как ты окажешься в положении зависимом».
Поэтому, например, практически не применялась денежная или другая плата за кровь, в делах кровной мести.
Дело в том, что просто заплатить за кровь было недостаточно. Нужно было совершить унизительный обряд публичного покаяния, покорствования.