- Но почему… Почему всё так? – Светлана опустила голову, закрыла руками лицо и, кажется, даже пару раз всхлипнула.
- Вижу, вы прониклись судьбой малыша.
- Я… смотрю на него, и сердце кровью обливается… Они ещё совсем маленький, беззащитный, но уже такой несчастный, никому не нужный…
- … забытый самой жизнью, мда?
Ответа не последовало.
- Эхехех… Вы ещё слишком молоды, Светочка... Я не буду ни в чём вас убеждать, но дам один небольшой совет – привыкайте. Привыкайте к жестокостям судьбы. Да, мальчика жалко. Но тут уже ничего не поделаешь. Думаю, нам даже руководство детского дома не поспособствует. Парнишку сняли с довольствия, я уже узнавал...
- Разве к такому можно привыкнуть?! – в отчаянии чуть не прокричала девушка.
- Поверьте мне – к некоторым вещам необходимо привыкнуть, если вы не хотите бесследно сгинуть в этом мире… Идёмте, у нас полно другой работы. Прикинем наши варианты. А то чего доброго завтра все на биржу труда отправимся. Яростно сжав кулаки, Светлана вырвалась из рук Аркадия Карловича и устремилась прочь по коридору, звонко отбивая ритм по вытертому паркету.
С обратной стороны двери, тихонько сползая по стене, беззвучно плакал маленький мальчик.
Он слышал всё до последнего слова. И всё понял.
5.1
Давно минуло время ужина. Поднос с сухой котлетой и одеревеневшим пюре остался нетронутый даже большой жирной мухой, которая каким-то чудом ещё не впала в спячку и теперь нарезала круги по палате. Давно высохли слёзы, опустели колодцы маленьких впалых глаз.
Аркадий Карлович заперся в своём кабинете и листал старые энциклопедии и справочники по болезням, то ли освежая в памяти утраченные знания, то ли отыскивая те, которые и вовсе остались вне его ведения. Он усиленно думал. Рука часто тянулась к телефону, но в растерянности Аркадий не знал, куда звонить в первую очередь. В Москве уже всё знают, скорее всего.
Светлана Викторовна засела в ординаторской, и отревев свою долю крепко задумалась о чём-то, уставившись в первую попавшуюся историю болезни. Её взгляд блуждал между строк в поисках ответа на не озвученные вопросы, но вместо ответа находили кривые, скачущие и пляшущие лини на ленте ЭКГ.
Голоса, а затем и шаги в коридоре утихли, и вот уже вся больница погрузилась в сонную дремоту и тишину, изредка нарушаемая едва различимыми шумами улицы.
Даже дворник и тот куда-то делся, забыв метлу на скамье. Санитары раздобыли где-то консервную банку и сначала пинали её по всему двору, согреваясь в сыром ноябрьском вечере, но вскоре, умаявшись, сели на скамейку у забора, закурили и завели беседу.
Возобновившийся вскоре дождь прервал их безделье. Наскоро побросав окурки, санитары скрылись в здании, оставив двор намокать в одиночестве.
Из окна Володиной палаты было видно, как потемнели и обвисли ветви деревьев, как почернел асфальт, в трещинах и вмятинах которого вскоре собрались пузырящиеся лужицы, как тёмными разводами подёрнулась серая штукатурка стен пресловутого морга и как сгустились все остальные краски улицы. Всё стало безжизненно серым, бесцветным, как старое кино, и постылым, как тот злополучный рассольник. Даже тёплый свет уличных фонарей не мог скрасить этот ненастный вечер.
Володя лежал на кровати, вперив глаза в потолок. Он не ел и не спал, не вставал, чтобы включить свет, когда палату поглотил мрак и оконные решётки отбрасывали на противоположную стену мрачную сеть, создавая впечатление, что мальчик уже никогда не сможет выйти из палаты. Он не мог ничего сделать и подумать о чём-то другом, кроме давешнего подслушанного разговора.
Как так могло получиться, что он вдруг заболел так смертельно? И что это за болезнь такая? И могут ли дети вообще умирать? Может быть тот толстый дядька что-то напутал? Или… он прав?!
Если так, то почему, почему люди вообще умирают? Кто заставляет их умирать и как узнать, сколько времени тебе осталось? Кто распоряжается жизнями людей и почему всё получается именно так?
Одна мысль сменяла другую, они выстраивались в цепочку, а затем начинали кружить в голове, всё быстрее и быстрее, зацикливаясь в бесконечном страшном танце и вот уже воспалённое воображение рисует мальчику до боли знакомую унылую картину.
Раннее утро в бледно-голубых тонах, заморозки, хриплое карканье ворон в отдалении, шелест дворницкой метлы. По пустынному двору идут двое санитаров с носилками, творя неизменный диагональный маршрут от чёрного хода главного здания больницы до корпуса, где располагался морг. На носилках, под старой, видавшей виды чёрной клеёнкой лежит маленькое бездыханное тело.