Нечто, способное всколыхнуть застоявшиеся воды любого болота, не желающего течь по законам современного мира…
И этим «нечто» был Володя Степнов, детдомовец не то восьми, не то девяти лет.
Глава 2
Противный женский голос огласил коридор:
– Где эта рыжая? Эй, товарищ! Да вы, с уткой, не видели тут девочка пробегала такая, рыжая. РЫЖАЯ, говорю. Ты что глухой? Эх, старый пень, иди куда шёл, сама найду… О, Аркадий Карлович, добрый день. Вам случайно не попадалась…
– Потом, Зиночка, всё потом, – донеслось в ответ
Володя попытался открыть глаза, но веки не слушались. Слева — очевидно тоже в коридоре — послышался грохот металлической посуды. Где-то совсем рядом, над ухом, кто-то чуть слышно произнёс, будто про себя:
– Этот сморчок догадается запереть дверь или нет?
И тут же грохот стал чуть потише.
Мальчик открыл глаза и увидел облупившийся потолок со свисающей одинокой лампочкой и двумя клочками туалетной бумаги, слегка колышущихся на сквозняке. На потолок детдомовской спальни это не было похоже. Не было следов от спичек.
С огромным трудом Володя поднялся на кровати и понял, что находится в больничной палате. Зелёные стены. Решетка на окне. Старая ширма в углу. Упитанный старичок с залысиной и очень короткой шеей стоял у запертой двери.
– Ну-с, – деловито пробормотал он, пролистывая какие-то бумаги, – Вижу, ты оклемался. Как самочувствие… Володя? Ты же ведь Володя, да?
Мальчик кивнул, но ответить не мог — слишком пересохло в горле.
– Ну ты лежи пока, не вставай. Обед скоро принесут. Голодный небось? Скажи, чего это ты в обморок упал? Уж не от голода ли?
Володя покачал головой. Он хотел сказать, что питается как все и даже не хуже. Он не отказывал себе в удовольствии съедать весь свой хлеб. Но поделиться этими сведениями не удалось. Врач отошёл к окну, чтобы разглядеть на свет рентгеновский снимок. Потёр макушку. Покачал головой. Сложил бумаги в папку и снова вернулся к постели.
– Вот что. Ты не переживай, малец. Всё будет хорошо. Какое-то время побудешь здесь, нужно… эээм… сделать ещё кое-какие анализы. Так что осваивайся. Вещи твои в тумбочке, наверное… Про обед я уже сказал, да? Ну, не скучай.
И дружелюбно подмигнув, врач удалился.
За дверью тут же пронеслось:
– Ну Аркадий Карлович, никак не могу я найти эту рыжую, ну из шестой палаты которая!
– Ах, боже мой, Зиночка. Вот меня вы в любое время из-под земли достанете, а пациентов теряете направо и налево. Спросите у Светланы Викторовны.
– А Светлана Викторовна где?..
Послышались торопливо удаляющиеся шаги всё стихло. Володя приподнялся на кровати.
– Тебе тоже показалось, что он врёт? – спросил вдруг кто-то прямо у него над ухом.
Обернувшись, Володя увидел странного типа, восседающего на тумбочке, сложа ногу на ногу. Он был облачён в сюртук с вензелями и кружевными манжетами, а на его круглой голове красовалась маленькая корона. Но удивляло не это, а тот факт, что незнакомец был не совсем человеком.
Он больше походил на огромный оживший рисунок, грубый и не разукрашенный. Корона на его голове тоже была белая и как будто бумажная. Но вёл себя и говорил, как человек.
– Что, не признал? Ну ничего, бывает. Всё-таки давно не виделись. Меня Принцем величают.
С этими словами странный тип протянул мальчику руку. Тот с недоверием покосился на длинные чёрные пальцы, но ответил на рукопожатие. Рука Принца была реальной, как скорее всего и весь он сам.
– Я что, сплю? – Спросил Володя.
– Кто тебя знает, – пожал плечами Принц, – Но как бы то ни было, рассольник на обед не ешь. Там огурцы прокисшие, я проверил. Ладно. Я за остальными схожу, а ты пока осваивайся.
Принц соскочил с тумбочки и шагнул за ширму.
Всё стихло. За стенкой, в соседней палате кто-то зашёлся сухим кашлем на добрые полминуты. Спустя некоторое время, дверь палаты распахнулась и сморщенная старушка вкатила маленькую тележку с посудой.
– Здорова, касатик! Вот, покушать тебе везу. Садись давай. Тут картошка вот, котлету держи. Компот. Хлеб… Ох ты ж, прости Господи, хлеб на столе забыла. Ну да я сейчас принесу. А пока на вот, рассольник.
Мальчик с удивлением наблюдал, как сердобольная старушка выставляет на тумбочку подносы с едой, да наложенной как следует и с горочкой. Даже из рассольника огурцы торчали чуть ли не целиковые. Такого царского обеда он не видел с тех незапамятных дней, когда ещё не был сиротой. Между тем, старушка с тележкой удалилась. Принюхавшись к рассольнику, Володя нашёл его съедобным и в миг уплёл всё до последней жопки от огурца. Потянувшись ко второму он вдруг опомнился: