- Эй… Принц! – позвал он, – Ты есть хочешь?
Из-за ширмы никто не отозвался. Мальчик выбрался из-под одеяла и осторожно ступил на холодный пол. Ноги едва слушались. Держась за край кровати, он подошел к ширме. За ней никого не было, не считая нескольких дохлых мух на паутине в углу.
Володя решил, что наверное ему всё-таки это приснилось и вернулся к обеду. Однако вскоре ему стало не до еды. В затылке что-то вдруг резко застучало. Перед глазами поплыли круги. Упав на кровать, он тяжело дышал и чувствовал, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. В приоткрывшейся двери на миг показалось чьё-то бледное лицо с копной рыжих кудрей. Прежде чем провалиться в беспамятство, Володя увидел лишь большие испуганные чёрные глаза.
2.1
Давление пришлось сбивать капельницей и не один раз. По всему выходило, что лечение будет долгим.
Первые несколько дней Володе было совсем плохо, и он почти всё время пролежал в беспамятстве. На коже снова появлялись пятна, она шелушилась и как будто отмирала местами. Шли дни, а окончательного диагноза поставить никто не мог, лечение прописывали какое ни попадя, благо списанных лекарств было в избытке. Володя был хоть и хлипким, но живучим и держался изо всех сил. По итогам первой недели, к нему было приставлено целых полтора врача, один из которых денно и нощно караулил у дверей палаты, прибегая на каждый шорох, а второй – точнее его половина – присылал из своего кабинета туманные распоряжения и направления на сдачу анализов и прохождение каких-то процедур. Сам врач поблизости даже не появлялся и это был Аркадий Карлович.
Когда стало ясно, что эти странные люди не хотят сдаваться без боя, хоть и лечат малыша чем-то совершенно бесполезным, недуг вдруг ослабил хватку. Мир приобрёл утраченную чёткость и перестал плыть перед глазами и мальчик, наконец, смог встать с постели. Отметив в своих записях улучшение, первый врач удалился восвояси, чтобы больше никогда не показываться рядом с палатой малыша, в то время как второй составил для Володи план процедур, которому нужно было следовать ежедневно, пока что-нибудь не измениться.
И ничего не менялось изо дня в день, на протяжении целого месяца. Периодически мальчика навещали врачи и медсёстры, трижды в день ему приносили еду, раз в неделю он посещал душевую в сопровождении медсестры. В её же обществе он совершал походы в туалет. Больше ни с кем и ни с чем Володя не контактировал, другие больные попадались ему на глаза разве что по пути в процедурный кабинет, а навещать малыша из детского дома, разумеется, никто не приезжал.
Володя не совсем понимал, почему с ним обращаются как с заключённым, хотя это было очевидно: Аркадий Карлович попросту никогда не сталкивался с болезнью, выпавшей на долю мальчика, и не знал, как её лечить и чем она чревата. Ко всему прочему по области свирепствовал грипп. И в кардиологии, и в эндокринологии и даже в изоляторе душевнобольных все ходили с температурой и хлюпали носами. Не хватало до кучи заразить и без того трудного пациента ещё гриппом. Поэтому его и определил в отдельный бокс.
Тем временем, запершись в своём кабинете, главврач усиленно думал, перекладывая с места на место листы из истории Володиной болезни, периодически сверяясь с результатами свежих анализов. Он проштудировал все доступные справочники и не находил никаких ответов. В связи с чем у него назревал план, до поры никому неизвестный.
Володя тем временем проводил свои дни в одиночестве и рутине. Он давно уже в мельчайших деталях изучил обстановку своей палаты и её место в больнице. Она была маленькая, располагалась в значительном отдалении от всех остальных палат. Скудный интерьер, помимо ширмы и кровати с тумбочкой составляла табуретка без одной ноги, приставленная к стене, чтоб не падала. В свободном углу палаты на линолеуме виднелись отчётливые вмятины от четырёх ножек, далеко расположенных друг от друга, что позволяло предположить, что когда-то палата была двухместной. Потолок, помимо обрывков туалетной бумаги, украшали жёлтые разводы, штукатурка местами облупилась и свисала, как бахрома на занавесках. Неприятный зелёный цвет стен угнетал. Если поковыряться в многочисленных трещинах, можно было насчитать порядка четырёх слоёв краски разных оттенков зеленого, из которых последний — самый мерзкий. Эти наслоения были как годичные кольца - по каждому слою на каждые 10 лет существования больницы.