Пальцы давно уже не подрагивали. Озноб прошел. Напряжение — все еще держало в силках. Это напряжение до сих пор никуда не делось и даже не собиралось. Но только если утром ей нужно было молчать, то сейчас она говорила. Готова была говорить без умолку. О деле, о боли, о любых мелочах. Шутить и смеяться. Забить под завязку пустующий звенящий помехами эфир.
В кофейнике зашипело, и Оля поднялась к плите.
— А тебе бывало страшно… на этой работе? — спросила она.
Он, казалось, задумался на мгновение.
— Бывало, конечно. Я же не робот.
— А мне показалось, что он самый. Ну, тогда, там.
— Тебе показалось. Ешь давай!
Оля вернулась к столу. Снова села. С тарелки умопомрачительно пахло. Она взялась за нож и снова заговорила:
— А самый первый раз помнишь?
— Помню. Нас вызвали на задымление в подъезде, пошли с разведкой, несло сгоревшей едой. Шли по квартирам, искали. Нашли на третьем этаже. Звонить — никто не отвечает. Взломали дверь, в квартире никого, а на включенной плите — сковородка с чем-то, что часа два назад, если не больше, было едой. Сковородку в мойку, командир полицию встречает. Я смотрю — а в углу мешок шевелится.
— И что в мешке? — хохотнула Оля, наклонившись через стол. И снова потянувшись к бутылке.
— Питон.
— Питон?!
— Ага, альбинос.
— О, Господи! — рассмеялась Оля. — Настоящий питон?
— Настоящее некуда, — рассмеялся вслед за ней Денис.
Еще порция бренди скользнула по языку и, согревая, провалилась в желудок.
— Что он там делал?
— Жил. Домашний питомец хозяина.
— Кнопик лучше питона!
— Потому что ты змей боишься больше собак? — спросил Дэн, удивленно вскинув брови.
— Не-а. Потому что Кнопик хозяйку закрыл, а питон обед сжег вряд ли. Тут дебил-человек постарался.
— Логика! — расхохотался Денис. Закинул в себя остатки омлета и сунулся к мойке.
Оля уставилась на его подрагивающую от смеха спину и выдохнула, снова потянувшись к бутылке. Легкость в голове, которую давал ей бренди, была весьма кстати и одновременно пугала. «Частишь», — сама себе сказала Оля, но все же налила еще рюмку, боясь растерять волну, которую только сейчас поймала.
— Как ты оказался возле меня? — вдруг спросила она. — На пожаре. Я сначала даже не поняла, что ты, думала Юрка или еще кто…
— Так совпало, — Басаргин закрыл кран и медленно обернулся к Оле. — РТП вызвал, создавал новые звенья… А ты обещала не соваться.
Она сглотнула и виновато опустила голову.
— Я и не совалась, я у машины стояла. Потом Юра ее отогнал, а я осталась на месте. И… он падал… ты же сам сказал, что в стороне невозможно.
Дэн сделал шаг к ней и присел рядом, заглянув ей в лицо.
— Надо было услышать, что тебе говорят, и остаться на базе.
— Ты не убережешь меня от всего.
— Ну если специально искать себе приключений…
— Ничего со мной не случится, — улыбнулась она, разглядывая его глаза. Так близко, слишком близко, проникающие взглядом туда, куда она никогда раньше не пускала. — Все тумаки и плюшки не мне. Неудачный проект, разочарование мамы с папой.
— А не похоже, что тебе это важно.
— Я успешно это скрываю. Но, в конце концов, каждый человек хочет, чтобы выбрали именно его. Когда есть в собственной семье пьедестал, на котором никогда не будешь стоять, это… не может не накалять. Тебе не знакомо?
— Нет, у нас никто и никогда не стоял на пьедестале, — Денис резко поднялся во весь свой рост и со смехом сказал: — Ешь давай! Иначе я сейчас начну тебя жалеть, потом приставать, а после всего — отвезу к своим родителям, где точно нет никаких пьедесталов.
Оля задрала голову, не в силах оторваться от его лица, даже когда он намеренно отдалился. Расстояние между ними увеличилось и неприятно царапало под ребрами. Она медленно переваривала сказанное и понимала, что у нее только эти секунды, чтобы разобрать, упорядочить то, в чем запуталась. Что он там говорил про жалость? Не хочет она жалости. Не нужна ей чертова жалость. Он нужен. Всегда он один.
Напряжение в ней, вопреки легкости в голове, которую она испытывала от алкоголя, достигло максимальной точки. Требовало выхода. Искало его. Находило.
Находило в тот момент, когда она сама поднялась со своего стула и выровнялась перед Денисом. Взгляд ее выцепил его губы. Она знала, как он целуется. И хотела этого снова. До такой степени, что почти не понимала, как все еще может быть далеко от него, когда он сам зовет… сам говорит ей слова, которых никто не говорил. По-настоящему, по-взрослому. Она и не знала, что он так может и будет с ней.