Так вот быстро и чётко шёл Петелин к пику славы. В шестьдесят пятом весной вызвали его на бюро обкома партии предложили стать коммунистом. Через год кандидатского стажа он получил партбилет, а тут снова уборочная. Ну, он её и провёл как классик сельскохозяйственного жанра. Республиканский герой Харченко остался позади и Владимир Иванович стал государственным достоянием, примером для лучших водителей СССР и высочайшим маяком, видным всей стране. А зимой вышел указ о присвоении Петелину Владимиру Ивановичу звания Героя Социалистического труда, орден Ленина и золотую звезду с серпом и молотом в центре. «За особые достижения в работе на благо страны советской». Совхоз пил две недели по этому поводу. А в начале пьянки директор подарил Володе от совхоза очень даже распрекрасный автомобиль «Москвич-408», золотые часы и много всяких знамён с вымпелами.
Но это всё было давно. Хотя и в недавнем прошлом. И Петелин стал тихо забывать о том, что на какой-нибудь областной слёт к пиджаку надо крепить орден и звезду, а ехал с одним значком на лацкане: «с\х Заря коммунизма», которых парторг совхозный заказал изготовить в Зарайске аж пять тысяч штук, чтоб все носили. Патриотизм выдёргивал из народа.
Всё это, весь путь свой до сегодняшнего дня почему-то вспомнился Владимиру Ивановичу. Хоть и повода не было. Приезд очередного корреспондента из области - не повод. Привык уже Петелин к статьям про него во всех газетах, к красивым фотографиям на стендах и страницах, к телевизионным интервью тоже привык и так гладко бухтел в микрофон, что ведущему слово вставить было некуда. Скорее всего, припомнил Володя бешеный бег свой по жизни, потому как подступал через неделю день рождения. Тот день, когда можно, а, может, даже надо назад оглянуться. Ведь первый год житухи на пятом уже десятке пойдёт как-никак.
В среду утром, через неделю после уборочной шестьдесят восьмого, Буров совхозный директор вызвал Петелина по рации. Поймал его на МТС.
- Лайба твоя где? - проскрипел он. - Надо её от пыли да грязи отдраить. Корреспондент через час будет у меня. А ещё через полчаса - у тебя в поле.
- Машина моя возле одной нескошенной клетки стоит. Ну, где поздний сорт сеяли, - крикнул Володя в пыльную решетку микрофона. - Насонов на водовозке подъезжал уже. Он мне радировал, что из шланга под давлением отмыл ЗиЛа до блеска шлифованного самовара. Я сейчас туда еду. Буду ждать. Лёнька Прибылов там уже с комбайном? Чтоб загрузку сфотографировать?
- Там. Только что с ним говорил. А ты корреспонденту про него не забудь пару слов замолвить. Да про совхоз вообще. Меня можешь как-нибудь вплести в статью. Я начальник твой или хрен с горы? Отбой. Конец связи, - рация хрюкнула, пискнула и заглохла.
-Тебя Витёк Пряхин отвезёт, - сказал завгар. - Вот где он, сучок. В «буру» режется с кузнецом.
Петелин подошел к игрокам и свистнул.
- Малой, погнали. Мне там ещё переодеться надо в робу. Причесаться.
И они сели в Витькин ГаЗ-51.
- Десять лет телеге, а как едет, а? - весело сказал или спросил Пряхин. - Сам всё довёл до ума. Месяц корячился на яме. Эх, мать моя женщина, когда ко мне корреспонденты начнут ездить? Везёт тебе. Вся страна тебя через них знает да уважает.
- А чего бы ты им рассказал, Витюха? - улыбнулся Петелин, разглядывая степь с сиденья пассажира. Когда сам за баранкой, не шибко к окружению приглядываешься. Не до того.
- Не, - Витёк посерьёзнел. - Это я бы его попросил рассказать. Он же, зараза, побольше нас мотается, видит побольше. Так вот я бы знать хотел, везде что ли так? Одних двумя руками руководство в «дамки» выщёлкивает. Или по-картёжному - в тузы козырные, а другим общий привет на собрании и кукиш с маслом в карман. Дерьмовые машины, трёпанные как шалавы в городе на вокзале - нам, муравьям. Комбайны, которые рассыпаются на стерне - нам же! Во, мля! Тебе вот, Володя, перебей ногу дрыном - далеко убежишь и кого перегонишь? Да ладно. Это я так. Выпил вчера лишку. Не отошел полностью. Буровлю хрень всякую. Не слушай. Дурак я, что болтанул не то.