— Красота какая! Неправда ли, издали кажется, что в городе кроме церквей и соборов нет ничего? Будто в Иерусалим вступаем.
— А внутри — Вифлеем, — отозвался его попутчик.
Несколько дней предстояло провести в Москве. Джимсон подарки царю доставил: часы настольные с боем и тонко писаными картинками на библейские темы. Они вставлялись в рамку, резанную из черного дерева, чтобы взору государя, скользнувшему по циферблату, не приедалось одно и то же изображение. Еще привезли ларец, изукрашенный драгоценными каменьями, стекло зрительное диковинное в оправе золотой: посмотришь на злоумышленника через него и непременно в глазах его почерневших замысел прочитаешь. Джимсон передал Иоанну приветственное послание, а получил в ответ грамоту проезжую, дозволяющую беспрепятственно Россию пересечь, и отдельные послания к хану Гиркании и Великому Суфию Персидскому с изъявлением добрососедских чувств.
Хоть и относили себя Свешнев с товарищами к английскому каравану, а все же им требовались свои проезжие. Матвей остерегался появляться в Кремле — чем черт ни шутит? Опять столкнется с Таубе. Объяснил Мирону, не сведущему в казенных делах, где на Ивановской площади нужный приказ размещается. А про взятки вначале и не говорил.
Вошел Тройнин к дьяку, дождавшись очереди, тот сидит за столом, обтянутым синим сукном, и с глубокомысленным видом перебирает гусиные перья, макнет в чернильницу, посмотрит, как линия ведется, в сторону отложит. Мирон и кряхтел, чтобы внимание думного дьяка привлечь, и здоровался дважды — безрезультатно. Вернулся в прихожую, ярыжку спрашивает, что, мол, начальник — глухой, что ль? Тот подмигнул, ладонь протянул. Мирону ничего не оставалось, как гривенник попрошайке сунуть. Мужичок скрылся за дверью и тут же его позвал. Тогда лишь дьяк расслышать соизволил про грамоту, которая купцам нужна.
— Куда?
— В Персию собрались, ваша милость.
Они договорились с Матвеем не упоминать об Индии, В Казвин, владения шаха Тахмаспа, нередко случалось дьяку документы выправлять, и вопросов особых не возникало. А Индия — дело совсем другое, государю о том доложить требовалось. А он — в Александровской слободе. Пока доедешь... И настроение Иоанна могло быть неважным, и купцов новгородских он не жаловал, мог потребовать для беседы, а там и задержать. Англичане же уже в струги и ладьи свои товары укладывали, дрягили заканчивали перетаскивать из повозок тюки сукна и кожи...
— В Персию, значит? А товар какой?
— Вот я список принес... что, сколько, почем.
— Так и быть напишу грамотки. Зайди недели через две.
— Ваша милость, а нельзя ли поскорее? Мы с караваном Джимсона-иноземца наладились, а они вот-вот... Нас ждать не станут. И осень на носу.
— Ты мне порядки не рушь. Мало ли что? Раньше думать надо было. Ишь, какой скорый!
Мирон с поникшей головой — "Что же будет?" — пришел к Строгановым, где гостили Матвей и Маша, Свешнев выслушал его и вздохнул: "Все по-старому в Москве-матушке". Дал Мирону денег — пять рублей, завернув их в бумажку, написал — для кого и куда проезжая требуется, велел домой к дьяку идти. И не ему самому — тут щепетильность выдерживалась — а из родичей, из домашних кому-нибудь посул передать.
Даже отвратную физиономию вымогателя наутро видеть отпала надобность — ярыжка проезжие вынес и снова, ухмыляясь, ладонь протянул. Мирон не удержался и вместо алтына кукиш ему сунул. Мужичок скривился:
— Придешь еще сюда!.. — и кулаком вслед погрозил.
Маша у Строгановых чувствовала себя неплохо. Правда, сначала Аника крепко отругал товарища за нелепую и небезопасную затею с Марьиным путешествием. Матвей смущенно улыбался, опустив взор. "Ну так уж получилось..." — бормотал. Маша же, замирая, прислушивалась к разговору. Но Строганов сказал: "Не понимаю", пожал плечами, добавил: "Ну, как хотите, дело хозяйское", и больше не отговаривал. Даже напротив, снял с полки тяжелую книгу с листами из пергамента.
— Вот что здесь про Индию написано... Правда ли нет, не знаю, но, если так, благословенная земля должна быть, — и склонился над найденной страницей:
— " ... нет в тех краях ни храмов, ни риз, ни огня, ни злата, ни сребра, ни вина, ни мясоедения, ни соли...", — он приостановился: — А без соли-то как? Но ее ведь привезти можно? Дальше... "Ни царя, ни купли, ни продажи", — посмотрел на Матвея: — Чем же нам заниматься? Но главное: " ... ни свару, ни боя, ни зависти, ни вельмож, ни татьбы, ни разбоя". Это все старец Ефросин писывал.
— Слышал, слышал, — поспешил показать свою осведомленность Свешнев.