— Что случилось?
Молчанке.
— Гавря, говори сию же секунду, что?..
У Матвея тут же вылетела из головы не очень удавшаяся аудиенция.
Гавря долго собирался с духом, почесывался, наконец, бухнул по простоте своей:
— Марью увели, в гарем шахов забрали...
А произошло вот что...
Только скрылся Свешнев за воротами дворцовыми, оттуда вышел глашатай Великого Перса. Затрубили трубы. "Слушайте все и не говорите, что не слышали..." — объявлял бирюч смотр красавиц для Тахмаспова гарема. Было у шаха четыре жены и триста наложниц. Но один раз в году обновлял он состав своих подруг. Загодя готовились к этому дню персиянки. Самые прекрасные из них надеялись, что понравятся владыке. И не только дочерей доставляли во дворец подчиненные шаха. Счастьем было, если на жену чью-то упадет его благосклонный взор. Аллах превеликий, такая честь! И в ответ не оставит без жены доброго мусульманина, наградит его другою прелестницей из своего гарема.
Глашатай вновь и вновь кричал о смотре.
— Юсуф, что говорит он? — стали спрашивать купцы, заметив радостное возбуждение толпы. Тот ответил.
И шальная мысль появилась у Мирона. Раз честь великая — служить шаху, то не помочь ли Свешневу этой чести добиться? Холодное такое любопытство проснулось — что получится? И ничего плохого он Машке не хочет. Будет жить припеваючи, целыми днями вкусно есть, сладко пить, наряжаться, украшаться. Не сейчас — так позже спасибо скажет. И никакой Индии не надо, во дворце — рай. Посмотрел он на Марью, а она норовит в щелку дворцовых ворот заглянуть — отца ждет. Скоро все разглядишь, голубушка! Мирон отступил назад, затесался в толпу и потихоньку стал продвигаться к глашатаю. Рядом с ним он приметил безбородого перса с пухлой физиономией. Никак — евнух? К нему и подошел. Дернул за рукав:
— Эй! Надо ханум? Урус ханум есть! — Мирон стал повторять это на все лады, восполнял косноязычие подмигиванием, прищелкиванием пальцами, закатыванием глаз, должными передать необычайную красоту русской ханум.
Хаджей-и-сарай Абдулла — так звали главного евнуха шахского гарема — наконец уразумел, о чем речь, дал знать, чтобы приводил чужестранец свою урус ханум.
— Вон она, вон, — потянул Тройнин за собой опять ничего не понимавшего Абдуллу: — Урус сахеб — это урус ханум.
Хаджей-и-сарай показал на свою чалму, потом — на Машу — так ли?
— Бале, бале! — закивал Мирон.
Абдулла присмотрелся внимательнее. Конечно, девчонка это. Переодетая, что само по себе — крамола, и наказания заслуживает. Каким Аллах создал человека, таким он и выглядеть должен, чтобы не вводить никого в заблуждение. А про себя и не вспомнил, что мужчиной рожден был, а нынче невесть кем по земле ходит.
Не очень красивой показалась ему Марья, но представить ее Тахмаспу следует. Белокурые женщины попадали в Персию крайне редко. Через невольничьи рынки. А что такое рабыня? Купили, насладились, надоела, продали. За год пять-шесть раз сменит хозяина. Пока не истреплется, не потеряет свежесть, не осядет у чьего-либо очага — чистить засаленные котлы. Зачем такая шаху?
Лет несколько назад попала в гарем пленница из далекой северной страны. Ингрид звали малышку. Но уж больно глупа оказалась. Никак не могла научиться услаждать Великого Перса. Тот распорядился убрать ее. А потом жалел. Не говорил, конечно, об этом. Но хаджей-и-сараю говорить не надо, сам знает. Неуклюжесть беляночек только разжигала страсть Тахмаспа, а уж утолить ее готовы самые искусные в тонком мастерстве наложницы. Правда, последнее время сдает светлейший шах. И он не вечен. Но, может, взору его слабеющему будет приятно отдохнуть на ненавязчиво-бледном лице русской ханум? Ее согласия не требовалось. Оно подразумевалось. А то, что, наверное, будет сопротивляться девчонка — ерунда. Толмач ей быстренько все объяснит про счастье несказанное. Абдулла шепнул несколько слов стражникам, зорко наблюдающим за порядком на майдане. Те подскочили к Маше, крепко взяли ее под руки, крепко, но не так, чтобы юное тело синяками испортить, вежливо заговорили. "Не бойся", — из их слов догадалась Маша. И пошла, не ее сопротивляясь. То Мирон Абдуллу за рукав тянул, теперь Гавря будто клещами вцепился:
— Куда уводят?
— Гарем, гарем, — ответил хаджей-и-сарай, спасая халат, уже трещавший по швам.
— Почему, зачем? Не надо! — едва ль не на коленях волочился за Абдуллой Гавря.
Но стражник пнул его узконосым башмаком, — ударил плеткой по рукам. Товарищи подняли Гаврю, смотрели сочувственно то на него, то на золоченые двери, закрывшиеся за купеческой дочкой.
Маша, конечно, испугалась. Стражники повели ее по тропинке между двумя рядами синеватых кипарисов. Но если б не мощные фигуры сопровождающих, Маша разглядела бы отца, возвращающегося после встречи с Тахмаспом, и, может, позвала бы его на помощь.