— Так, — сокрушенно подтвердил Гавря. — Как же домой воротимся с товаром? Обдирать налогами будут у каждого куста.
— Остается Богу молиться, чтобы у Юсуфа обнаружилась она с книгою.
— А наверное... Да я вроде припоминаю уже...
— Балда ты, Гавря, раньше бы припоминал. Ладно, не стоит до времени горевать. Жаль, конечно, книгу. Но все! Не будем больше об этом. Обойдется. Индия рядом. Все неплохо. Португалец вон какой услужливый попался. И довезет и устроит. Отблагодарим потом.
Гаспар был доволен. Считал, что поработал на славу, почти залучил богатого русского. На золотой тарелочке доставит его отцу-провинциалу, уважаемому Уго де Касо. Насчет дома возле собора он не соврал. Именно там недавно мирно почил в своей постели английский купец, явившийся с товаром из самого Лондона. И если никого не поселил еще там высокочтимый Уго, устроит он московита под присмотр собратьев-иезуитов. Не для себя старается Гаспар. Хорошо, если хоть пятьдесят тысяч рейшов извлечет из казны ордена Уго, чтобы вознаградить его за усердие. Да не в деньгах дело. Лишь бы процветал святой орден!
Часть 4
ЗЕМЛЯ ОБЕТОВАННАЯ
Антонио давно привык к своей размеренной жизни в Монашеском Доме или, как предпочитал называть обитель Уго де Касо — в Доме Послушания. День для новициев начинался с молитвы в четыре часа утра и заканчивался молитвою же в девять вечера. Но это не значит, что послушники преклоняли колени лишь дважды. Молитвы пронизывали всю атмосферу дома. Режим регулировался хлопками наставника или ударами в маленький гонг. Одновременно три десятка новициев падали на колени и шептали "Аве, Мария", прикрыв глаза. Хлопок — и они простирались на голом полу. Гонг — разбредались по кельям, чтобы сделать упражнения по каллиграфии, прочитать житие какого-либо святого и помолиться. Хлопок — брали ложки и, не замечая вкуса, съедали похлебку. Возблагодарив Господа за ниспосланную еду, отдыхали здесь же в трапезной, на три четверти часа замирая с откинутыми на спинки стульев головами. В положенное время мыли полы и, в соответствии с местными обычаями, натирали их коровьим пометом до блеска и посыпали лепестками роз. Каждая мысль должна была быть обращена к Спасителю. И наставник, вездесущий, будто тягучий цветочный запах, мог в любую минуту спросить, о чем размышляет новиций. Горе, если испуганно заморгаешь или покраснеешь — готовь кнут для самобичевания. И если б только боль, без которой не обойтись — наставник лично проверит следы от плети и шипов: чем ярче они, тем скорее заслужишь прощения... Неприятнее всего переносились "часы добродетелей". Именно в это время назначались наказания, разбирались проступки и выслушивались доносы. И именно с этим дольше всего не мог смириться Антонио. Но внушили. Осознал, что для его же блага и очищения сообщают послушники, что уснул он за чтением житий, что выходил за ворота обители без разрешения, что слышал, как Рамиро напевал разбитную песенку, но не донес отцу Криштину...
Антонио стоял на коленях под иконой, обратившись к собратьям, и они по кивку наставника говорили о провинностях новиция... Но если в голосе упрекающего прорезалась ехидная или злорадная нотка, отец Криштин укоризненно хмурился: выкорчевывание недостатков было добродетелью, не стоило разжигать неприязнь. Таким же бесцветным тоном он назначал десять или двадцать ударов бичом, сто или двести раз прочитать: "Miserere...". Доносы шли в зачет. Или Антонио не хватало внимания, или он не желал причинять неприятностей послушникам, но никак не получалось засечь кого-либо за неуставным занятием. Все обвиняли друг друга, а он молчал. За что наказывался дополнительно — вне очереди натирал полы и чистил отхожее место. Лишь после серьезного выговора отца Криштина собрался с духом и сказал, что Орасел, стоящий перед всеми в позе раскаяния, громко смеялся во время "часа размышлений". Но донес невпопад. Поскольку Ораселу в тот "веселый" миг снизошло видение, где пресветлый ангел столкнул грешника в огненную бездну, и смеялся послушник над корчами преступника, о чем тут же рассказал наставнику и получил поощрение.
Первый месяц жизни в Гоа Антонио, случалось, чувствовал — не скуку, нет — утомление от однообразных действий и размышлений, дозволяемых уставом. В тесном кругу толпились божественные темы, ни шагу в сторону. Тогда-то Антонио на удивление наставника избрал своим покровителем Святого Гильду.
В комнатах послушников стояли две кровати, два стола. Над каждым — простенькие бумажные иконы, которые должны были восприниматься не ликами, а символами. За аляповато раскрашенным изображением Спасителя надо было увидеть Его Божественную сущность.