Но уверенности в безоглядном подчинении новиция у отца Криштина не было, и он прибег к испытанному средству — настойку дурмана добавил в воду вместе с апельсиновым соком, и удостоил Антонио немалой чести — сам протянул за завтраком чашу с питьем.
Дурман вызывал расстройство памяти и рассудка. На полдня, на день — в зависимости от крепости настоя. Тот, кому довелось глотнуть отравы, превращался в орудие, в продолжение рук злоумышленника, ничего не стоило толкнуть его на любое преступление. Вот Айришу не нужен был дурман — он подчинялся с благоговением, с готовностью. Ну, ничего, и худших строптивцев обуздывали.
Потому стоял Антонио под ясным синим небом, но будто в тумане. Чувствовал, что валится на него стена, знал — если оторвет руки от камня, его раздавит... и его, и наставника — и весь город...
Сон или мираж? — На мгновение возникло перед Тони лицо Андреса. Не сон это — дьявольское искушение! Сгинь, сгинь!
Солнце клонилось к горизонту, когда изнемогающего от усталости Антонио иезуит привел в Дом Послушания. Не ощущая вкуса пищи, новиций съел несколько ложек риса, запил молоком. И стиснув ладонями тупо ноющие виски, рухнул на постель. Айриш отметил, что не молился сосед, ни разу колен не преклонял.
Лишь утром, с трудом приходя в себя, Антонио в растерянности обнаружил потрепанный сборник стихов без обложки, но с подписью Андреса. Она не могла быть подделана. Кто хотя бы догадывался о существовании его друга? Никто. Значит, не игра воображения подсунула ему вопрошающие глаза Андреса и знакомый, заботливый голос? Как же так? А если чудо? Обычное чудо... Франциск Ксавьер, похороненный недалеко, был способен и не на такое... Отец Криштин считает его — одного из первых иезуитских миссионеров в Индии — своим учителем, обманывать не станет... Так, Ксавьер однажды, желая утихомирить шторм, простер над морем руку с крестом и выронил его в бушующую пучину. Тут же стихло море. Прошел час, Ксавьер все еще стоял на берегу, и вдруг видит: выходит из воды огромный краб и, держа в высоко поднятых клешнях утерянный крест, движется по Божьему повелению прямо к апостолу. А что такое — появление маленькой книжицы по сравнению с воскрешением из мертвых или излечением калек? Может, стихи посланы ему Спасителем в утешение, и тогда нет греха в чтении их. Или лучше все-таки спросить отца Криштина? А может, это опять искушает его дьявол, проверяя крепость духа и веры? Тогда — сжечь и помолиться... Если б Антонио обнаружил книжечку при Айрише, ему бы не оставалось ничего, как сразу же отнести ее наставнику. Но к счастью, Айриш вышел по нужде, и шквал мыслей пронесся в бедной голове Антонио, находящегося в одиночестве. Так ничего и не решив, он засунул стихи под тюфяк и уже тем самым согрешил. Вошел Айриш, задумчиво посмотрел на соседа. "Что за никчемное создание и обуза для ордена", — подумал он точно так же, как днем раньше отец Криштин. Но Антонио взгляд его показался подозревающим, пронизывающим, и он почувствовал холодный пот на лбу. Отер его, взял в руки четки, чтобы читать молитвы, и не стал доставать стихи. Глупо, конечно, но, казалось, — расслышал их немую мольбу о заступничестве.
Антонио занимался привычными делами, но мысли о стихах врывались в псалмы и обращения к Создателю. Никак не мог он и раскрыть книжечку. Зазвучал гонг, приглашающий к трапезе, он сделал вид, что выходит из кельи за Айришем, но замешкался на пороге, вернулся к постели, раскрыл листы и, поминутно оглядываясь, стал читать. И сразу головокружение, истому почувствовал он от набегающего ритма строк, от слов о любви, дороге, весенних цветах, рыцарских турнирах... Услышав шаги возле двери, успел лишь сесть на книжечку. Конечно, Айриш вошел:
— Что случилось?
— Мне плохо, — прошептал Антонио, и вправду, бледный. Он с трудом сдерживал неприязнь к надсмотрщику, повторял мысленно: "Обо мне ведь заботятся..." — Боюсь, не смогу принять пишу. Если отец Криштин позволит, я лучше попощусь за ваше здоровье.
— В таком случае побуду здесь и я, негоже оставлять без помощи страдающих.
— Нет, нет, зачем же? — взмахнул рукой Антонио. — Иди, пожалуйста. А я... сейчас... Мне уже лучше. Я догоню тебя.
Айриш, покачав головой, направился к двери, уже почти скрылся за нею, но вдруг резко обернулся. В тот момент, когда Антонио перекладывал стихи под тюфяк. Как хищная птица кинулся Айриш к соседу. Листы разлетелись по комнате, хотя Тони почти не сопротивлялся, понимая бесполезность драки. Айриш не стал собирать их. Быстро вышел, не скрывая воодушевления, предчувствуя расправу с нерадивым и, может, более того — преступником. Тут же вернулся с наставником. Тони копошился на полу.