— А потом?
— Стали присматриваться к здешней жизни. Глория сразу купила дом в хорошем месте. И не какую-нибудь развалюху. Посмотришь... С балкончиками, выходящими на мостовую. Она, как увидела эти балкончики, чуть не рехнулась — сразу представила, как усадит на них разряженных девиц. И те будут завлекать клиентов оттуда — улыбаться, обмахиваться веерами, строить глазки.
— И сразу все вышло, как захотела? — недоверчиво спросил Андрес.
— Ну да! Сначала она подыскала в компаньонки одну метиску, знающую мастные нравы. Та показала, как толочь сандал, готовить розовую воду, как пользоваться алоэ, камфарой и мускусом, немного научила танцевать по-индийски. О! Андрес! Ты бы видел праздник открытия этого борделя! Глория ошалела от счастья — завела собственное дело! Она пригласила музыкантов, увила гирляндами комнаты. Помазала по настоянию Амиры двери топленым маслом — чтобы обеспечить процветание дома. Купила для респектабельности ручных попугаев и майн. Выпили на радостях по чарке мангового вина. И первых посетителей принимали бесплатно. Теперь-то все вошло в колею. Двухдневную выручку Глория каждый месяц отдает в инспекцию публичных домов и чувствует себя уважаемой госпожой.
— Что ты все: Глория да Глория? Расскажи-ка лучше о себе. Вошла с нею в долю?
— Нет, — вздохнула Урсула, — у меня никак не получается, чтобы гладенько... Думала: столько денег — выйду замуж и стану жить припеваючи.
— Проблема с женихом?
— Как бы не так! Видел, сколько голодранцев в городе? Только пальчиком помани... Отбоя не было. Перебирала мужиков, как нынче Глория рабынь на базаре. Остановилась, наконец, на одном. Красив, усат, обходителен...
— Но — дурак?...
— Почти угадал — жаден и ревнив. Господи, сказала же сразу — с прошлым покончено. Нет... Кто ни посмотрит, он пытать начинает — давно ли имела дело с этим проходимцем? С утра до вечера. Я две недели оправдывалась!
— Ну, солнышко, мудрено ж не обращать на тебя внимания — одна, верно, на город такая белая да румяная.
— Слава Всевышнему — уберег от брака, а то плакали б мои денежки.
— И что теперь?
— Думаешь, это все? Я еще примерилась к местному, к индийцу. Пошла за ним со скуки, как позвал. И жила добрый месяц.
— Надоело?
— Не знаю... Привыкнуть не могла, — она задумчиво улыбнулась. — Хотя ласковый был парень. Знаешь, смех и грех! Как первый раз было... Заводит он меня, значит, в комнату, Чистенькая такая, постель за узорчатым пологом, лютня, на стене, столик с книгами ихними из листьев... И не как наши — скорей за дело, а усадил, стал музыкой развлекать, сладостями кормить, цветы мне на голову прилаживать... Я ж — дура-дурой — не знаю, как себя вести. И на качелях в саду покатал... А к постели повел — белой, мягкой — там две подушки лежат, на разных концах. Я никак не соображу — валетом устраиваться, что ль? Оказалось, они ноги тоже на подушку кладут.
— Да, но он ведь не взял бы тебя в жены?..
— Овце понятно!.. Хотя, говорят, у индийского шаха Акбара есть жена — христианка. Ты не думай, я и не надеялась. Просто так. От скуки. Или от дури.
— И сама от него ушла?
— Сама.
— Что ж не хватало? Говоришь — ласковый...
— Даже слишком. Непривычная я. Ха-ха. Ты не поверишь. Вот Глория, та меня сразу поняла. Не чувствовала я, что рядом мужик. Утром встает — глаза сурьмит, губы красит перед зеркалом, себя благовонными мазями натирает, с попугаем дурачится, потом музицирует или цветы рисовать усядется. Ах, эти цветы, эти ароматы! В пору хоть на конюшню идти — конским потом и навозом подышать. И не выдержала. Представляешь? Хорошей жизни не выдержала. Что за несуразица?
— Дальше-то как?
— У Глории пока. А вообще хочу обратно в Португалию. Как бы только денежки довезти в сохранности? И заведу таверну. Или домой вернусь и крепенькое хозяйство налажу. А ты? О себе давай...
— Перебиваюсь кое-как. Жду летнего муссона.
— Поплывем вместе?
— Может быть. Но мне дальше, в Голландию.
— На тебе одежда нищего...
— Странника... Поброжу пока, пойду к югу. Так легче переждать.
— Возьми меня с собою!
— Зачем?
— Вместе веселее. Опостылело здесь.
— В таком виде? — показал он на нарядное европейское платье Урсулы.