А тут и Андрес появился.
— Ох, как ты нам был нужен! — встретил его на пороге Матвей.
— Что, захворали?
— Нет, не обо мне речь, — ответил Свешнев. — Мы забрали у иезуитов одного больного.
— Антонио? — воскликнул Андрес.
Узнав в обители о местонахождении друга, он и не подумал о причине, приведшей Тони в купеческий дом.
— Вы знакомы?
Свешнев не очень удивился. Оба молодых человека еще до его приезда жили в Гоа. Может, Андрес лечил и обитателей Дома Послушания. И кто бы догадался о череде обстоятельств, сведших россиян с испанцами в гнезде иезуитов?
— Ему уже лучше. Дочь ухаживает за ним. Пройдемте сюда... в эту дверь.
Теперь Тони услышал голос Андреса. И ему захотелось крикнуть: "Сгинь!", чтобы избавиться от нового разочарования. Галлюцинация оказалась слишком настойчивой.
— Эй, дружок, очнись, это ж я!
И мужские руки не грубо, но и без церемоний, по-свойски, тряхнули его, приподняли, подбили повыше подушку.
Антонио обреченно вздохнул и окончательно открыл глаза:
— Не может быть!
— Ага! Ожил? Может-может! Признал? Теперь я тебя не отпущу!
Наконец-то они обнялись. Маше передалась радость свидевшихся друзей. С приходом Андреса стало будто легче дышать. И исчезла возникшая было неловкость между девушкой и Антонио.
Но шли дни и естественные товарищеские отношения постепенно перерастали во влечение друг к другу, когда третий человек, столь необходимый поначалу — во время знакомства — становится, если не обременительным, то, по крайней мере, лишним. Хотя Андресу, ловкому, разумному, неунывающему, были благодарны все в доме. Кроме, пожалуй, Айриша. Появление испанского врача нарушало определенные планы, в которые его посвятил отец Уго, отличив тем самым и возвысив над новициями-португальцами. Айриш успел насквозь пропитаться иезуитской моралью. Досада разъедала его, когда видел счастливых и влюбленных. В душе Айриша соперничали зависть и гордыня. Он произносил привычные фразы: "Господь вознаграждает их здесь за какую-то малость по служению ему и людям, потому что там они не получат ничего, кроме тьмы или пламени. И будем сострадать веселящимся, поскольку их ожидает ад. Но мы движемся к раю небесному праведным путем". И следуя указаниям провинциала, брал — за ничтожную плату у Гаври уроки русского языка. Айриш один знал о предстоящем путешествии в северную страну. Но ни волнения, ни желаний, отличных от предполагаемых орденом, не возникало у него.
Андрес помог Антонио быстрее встать на ноги. Но он же, да еще Нарада, все внимательнее присматривались к угасавшему на глазах Свешневу.
Что с россиянином? Андрес советовался с Нарадой.
Они сидели в беседке у фонтана. Шум воды приглушал голоса. Айриш, святым долгом которого было знать все, происходящее в доме, подметая садовую дорожку, приблизился почти к самой беседке. Но разговаривающие не опасались его. Нарада сказал:
— А может, ему яд добавляют в пищу?
И этой фразой обрек на гибель себя. Ему позже было поставлено в вину и чрезмерное участие в излечении Антонио. Свешнев же был обречен давно. А внимание Андреса и Нарады к русскому купцу лишь ускорило его кончину. Иезуиты не любили, когда суют нос в их дела. Хотя откуда Андрес мог знать о них? Даже испытывая неприязнь... Он вспомнил, что встречал Уго де Касо рядом с незабвенным отцом Лаврентием, в мадридском здании инквизиционного трибунала. Кое-что рассказал ему Антонио. Но никаких улик... А Свешнева было очень жаль.
— Но мы ведь едим с ним за одним столом? И пьем ту же воду. Я третий день обмениваюсь с ним едой. разделенной на порции. И хоть бы что...
Вот тут-то Айриш еле сдержал усмешку. Простаки сломают голову, но не доищутся первопричины. Ему не знакомо было определение "благочестивое убийство". Но отец Уго пояснил суть понятливому ученику: "Без крайней необходимости не следует вводить отраву в пищу приговоренного. Потому что он, хотя и сам того не ведает, совершает грех самоубийства. Яд должен быть нанесен на одежды!".
Айриш воплощал собою заботливость. Являлся по первому зову любого, нуждающегося в услугах. Только Антонио избегал его. Да и понятно: прежде всего, с ликом Айриша для него увязывались тяжкие часы "нравственного совершенствования" с посвистом треххвостой плетки. И Тони все еще не верил вполне, что дальнейшую жизнь не надо соразмерять с хлопками отца Криштина.