— Это послы из Московии, — сказал Везалий, представив своего помощника, — Ждан Квашнин, Никита Седой...
Московия. Страна далекая и такая же сказочная как Китай. В московские меха куталась зимой придворная знать. В университетской библиотеке ему приходилось листать роскошно изданный в Риме труд упсальского священника Улава Магнуса "История северных народов". Там рассказывалось о морском чудовище, губящем корабли, о морях, покрытых льдом, о воинственных женщинах, оборотнях-волках и необыкновенной птице "барнаклас". В другое время Андрес с удовольствием побеседовал бы со столь редкими гостями, но сейчас душа болела за отца. Поэтому он едва прислушивался, выбирая удобный момент, чтобы напомнить профессору о своем.
Говорил тот, кого величали Седым:
— Сеньор Везалий, значит, вы и вправду думаете, что это отговорка? Три недели здесь торчим... Сначала отвечали, что король в Эскориале. Теперь — что болен. И потому не принимает никого. Вы уж простите нас за беспокойство. Иначе не могли. Знать хотели, насколько серьезно ухудшилось здоровье Его Величества. Ждать ли? Или убираться восвояси?
— Решайте сами. Я сказал уже — он не вполне здоров. Но болезнь его давняя. Он к ней привык и чувствует себя сейчас не лучше и не хуже, чем год назад. А вам удалось встретиться хоть с кем-то из советников?
— Да. Нас принял министр Его Величества Матео Васкес. Но спрашивал больше об английских купцах. Успешно ли торгуют с нами, и правда ли, что гораздо быстрее, чем морем, добираются посуху до Персии и Китая через нашу страну.
— А передали ли вы грамоты и послания королю?
— Сразу как приехали... И горностаевую мантию, и икру астраханскую, "кавьер" по-вашему...
— Ну что ж, Его Величество не любит встреч, не запланированных им самим. Наверное, если сочтет необходимым, напишет сам вашему царю, пришлет послов.
— Остается надеяться, — вздохнули московиты и отправились снова в неуютную мадридскую гостиницу, сокрушенно переговариваясь:
— А мы-то ждали торжественной встречи.
— Князь Засекин рассказывал, что когда прибыл в Испанию с толмачом Власом, их встречали как самых желанных гостей и домой отпустили, одарив пребогато подарками.
— Да, я знаю. Другое время — другой король. И не забывай, что Карл V очень хотел заручиться поддержкой царя Василия против турецких нехристей.
— А вот, что еще чудно: у царя Ивана сынок вроде блаженный так? Все молится и по колокольням шастает, добрых людей пугает. И здесь то же...
— Дон Карлос? Наш-то Федор — святой перед здешним принцем. Дон злой, будто бесом одержимый. Со свитою на охоту ехал — видел? — вопил на слуг и попусту копьем размахивал.
— Я и говорю — не в себе он. И цари: что наш — грозный, что этот — суровый. Не подступиться.
— На то они и цари.
— Жаль, не получилось с аудиенцией... Сколько проехали... Ты говоришь — Карл. А вспомни — Филипп, когда восседал на английском престоле возле Марии Католички, тот же Филипп, а однако, как принимал Осипа Непею?
— Ну да. Тогда его процветание Англии заботило, а Ченслер с Непеей льготные грамоты для английских купцов привезли. Опять же выгода, и за нее благодарность.
— Что ж, скажем Иоанну, мол, не до нас королю было.
— И распрощаемся с посольским приказом.
Филиппу, и правда, было не до них. Мало того, что его идиот-отпрыск порывался бежать в Нидерланды, сообщая всем и каждому, что иначе король его погубит. Так угораздило придурка при всем честном народе ползать на коленях перед королевой в поисках защиты. Дня не прошло, как слухи поползли: Карлос любви своей мачехи добивается! "Нет, он дождется... Сгною! — думал король. — А престол передам племянникам, хоть Альберту, хоть Венцеславу. Оба эрцгерцога куда достойнее моего выродка". Нужно было успокоиться.
Филипп час простоял на коленях перед распятием. Поднялся просветленным но, не пройдя и трех шагов, остановился, скрипнув зубами, и стал растирать больные колени, потом заглянул мимоходом в потайной глазок: герцогиня — одна отрада — перелистывала Библию. И наконец, король занялся неотложными государственными делами: на дипломатическое донесение легла резолюция: "Ссорить англичан с французами хорошо, я одобряю. То, чего не должно, это пытаться сейчас примирить меня с англичанами..." Тысячелетие то Англия, то Франция взлетали к небесам на качелях европейского соперничества. И следовало держать нос по ветру — вовремя пристроиться к сильному, особенно, если своя казна пуста, а все необъятные земли, все подданные живут лишь молитвами богоданного короля.