А Инеса де Алькала к моменту встречи с королем была осведомлена о предстоящем Мариной и парикмахером. Она восприняла вскрытие как дело решенное и после обмена приветствиями с Филиппом заявила:
— Ваше Величество, я понимаю, что хочу невозможного, но было бы очень заманчиво находиться рядом с Везалием при анатомирования. Мне всегда было любопытно — что скрывается под кожей, а во время казней я ничего не могу рассмотреть. Но, если нельзя, пусть в комнате, где будет это, для меня сделают потайное окошко, — герцогиня, упомянув окошко, прикусила язычок, но тут же защебетала дальше...
Филипп, кажется, не придал значения легкой паузе:
— Исключено! И пользоваться дворцовыми помещениями для богопротивных дел я не позволю. Пусть ищет себе место для опытов за стенами Алькасара.
Так он и сказал Везалию. Добавив, что приказывает проводить вскрытие только в присутствии своего советника, священника и не менее чем двух врачей в звании профессора. Одного нашли в Мадриде, — за вторым пришлось послать в университет. И другие организационные вопросы волновали Везалия. Помещение было найдено, как ни странно, только в здании инквизиционного трибунала — чур нас, чур!... Всегда бы быть подальше отсюда. Но договоренность истекала через неделю. Успеют ли? И коллега де Мендес из Алькала не хотел ждать. А когда наступит исход? Нужно караулить каждую минуту. Хотелось работать с тканями, которых еще не коснулось разложение. Раз уж обстоятельства благоприятствовали... И свет... Хорошо бы дневной — при свечах правильно не оценить окраски органов.
Все произошло вроде бы по задуманному. За Везалием прислали в полдень. Рядом со стариком в келье были Андрес, Антонио и доминиканский священник в белой рясе. "Только что причастили", — шепотом шепнул он. Умирающий потерял сознание. В груди его что-то хрипело и булькало. Андрес гладил... гладил руку отца. Глаза Антонио заволакивало слезами. Он прижал к ним платок, потом с неприязнью посмотрел на профессора, думая: "Как черная хищная птица! Коршун, ждущий падали..."
Еще немного и праведная душа сеньора Энрике Мея вознеслась к небесам. Профессор, напомнив, чтобы не мешкали, почти бегом направился к зданию трибунала — проверить все ли готово и позвать коллег с королевским советником. Священник должен был сопровождать носилки от монастыря.
Около десяти человек собралось возле стола приспособленного для анатомирования. В последнюю минуту пожаловал и штатный палач инквизиции.
— Выйдите! 3десь вам не место, — потребовал Везалий.
— В этом здании любое место — мое, — ухмыльнулся тот.
— Я прошу вас! Наука и пытки несовместимы. У нас разные цели, — профессор едва удерживал себя от резких слов.
— Это точно. Мы-то служим божьим помыслам. А вас пощупать не мешает. Да ладно, если просите — уйду.
Везалий незаметно сжал руку Андреса. Постарался передать ему спокойствие и мужество. Все перекрестились и помолились под пристальным взором священника.
— Приступим, — сказал профессор и протянул руку за ланцетом. Начиналась работа.
Антонио сидел на валуне возле окна, забранного кованой решеткой. "Бедный сеньор Мей", — вздыхал он. Вдруг до него донеслось многоголосое "Ах!". Антонио встрепенулся, прислушался. Господи, что же могло произойти?
— Вы зарезали его!
Это голос священника?
— Он был жив!
— Все видели, как дернулась рука!
— Это часто бывает... Вы не знаете медицины...
— Зарезали!!!
— Да каждый студент знает — даже лапка лягушки, если ее отделить...
— Оставьте свои сказки для школяров!
— Видит Бог!..
— Бог все видит и накажет вас!
— Пусть накажет. Потом. А сейчас — не мешайте работать!
— Профессор де Мендес тоже констатировал смерть!
— Значит, тоже — преступник. Все хороши. Готовы покрыть друг друга. Я обо всем доложу Его Величеству.
— Докладывайте. Только сейчас помолчите.
Скрипнула дверь. Несколько минут длилась напряженная тишина. Ее прервал голос Везалия, говорившего громко и четко:
— Записываете? Желудок без повреждений. Печень нетронута, но очень велика. И полая вена увеличена. Порвана там, где соприкасалась с аневризмой. Селезенка бледна и наполовину гнилостна... Опухоль содержит подобие сгущенной крови, окруженной твердым бледным веществом в толщину пальца, похожим на вареный свиной жир...
Волна тошноты подкатила к горлу Антонио, и он, вскочив с валуна, зашагал куда-то, не разбирая дороги.
Спустя два дня Везалий предстал перед королем. Филипп, кривя губы, разглядывал его, будто нашкодившего школяра. Пауза, кажется, длилась вечность. Наконец он спросил:
— Что скажете в свое оправдание?