— Обувщика?
— Нет, малыша!
Действительно, промучившись всю ночь после беседы с Лаврентием, Антонио за завтраком спросил у Луисы:
— Луисита, не знаешь ли ты, где улица Орталеса?
— Слышала. Сейчас вспомню... Ну конечно... Это там живет семья, у которой евреи украли младенца?
— Да. Кажется.
— Я слышала про этот ужас на ярмарке! Гнать их надо отсюда поганой метлой! А еще лучше — жечь! Чтобы семя зловредное не оставляли.
— Луиса, ну, так где же эта улица?
— У Гвадалахарских ворот.
И Антонио, не теряя времени, отправился туда. Дошел до нужного места, увидел поворот на улицу Орталеса. Но здесь его внимание привлекало яркое пятно на городских воротах. Он подошел ближе. Отпечатанный в типографии листок был размалеван красным и желтым. Лукаво ухмыляющийся дьявол на нем мешал еврею прочесть и понять ветхозаветное пророчество. От листка еще пахло краской и клеем. Антонио повернулся, и убыстряя шаг, двинулся на поиски. Вывеска обувщика оказалась недалеко. Из мастерской доносилось ритмичное постукивание молотка. Хозяин сам вышел к клиенту.
— Что вам угодно, сеньор? Нарядные туфли? Сапоги?
— Покажите образцы, — попросил Антонио, не зная как начать разговор.
— Пожалуйста, — достал мастер несколько пар. — Еще никто не жаловался на мою работу. Прочно и красиво. Смотрите сами...
— А такие можете? — Антонио показал туфли, стачанные в Алькала.
— О! Узнаю руку моего брата. Этот знак. Так вы из Алькала?
— Да, но давно не был дома.
— Не беспокойтесь, сделаю и такие.
Антонио оставил неплохой задаток и, уже на выходе, будто невзначай спросил:
— Это не про вас ли говорят, что пропал малыш?
— Да, — обувщик сокрушенно покачал головой. — Гнусные вымогатели!..
В его голосе звучала досада, но не отчаяние.
— Какие вымогатели? Кто?
— Да цыгане... Кто ж еще!
— А я слышал про евреев.
— Ну, мало ли кому и что удобно болтать!
— Так в чем же дело? Расскажите, — почти взмолился Антонио. Мастеру хотелось услужить выгодному клиенту, и он не стал отказываться.
— Получилось так. Один цыган купил у меня сапоги. Хорошие, крепкие, век не сносить... Хвалил, спасибо говорил, а через день приносит какую-то рвань, сует мне — вот что, мол, осталось от сапог, гниль, дрянь, говорит, давай деньги назад. А с какой стати, ваша милость? Я разгорячился. Наверное, слишком, и ткнул его в бок вот этим сапожным ножичком. Тут целый табор набежал, растрещались, его унесли, а наутро жена вышла с сыночком, Рамиро нашим, в садик, на свежий воздух. Тут снова цыгане появились и будто порчу навели — она смотрела, как малыша уносили, и ни слова вымолвить не могла. Только потом закричала. Да поздно. Успели спрятать Рамиро.
— А вымогает-то кто?
— Да они же. Триста реалов требуют. А откуда у меня? Все, что можно было, продал. Работаю, не покладая рук. Вот и вам спасибо за хороший заказ.
— Но что с малышом? Жив?..
— Вроде жив-здоров. Цыганка какая-то вскармливает. Подмастерье мой был в таборе. Часть денег относил. Ему маленького показывали.
— Сколько еще платить осталось?
— Сотню реалов.
— Я дам вам их. В долг. Когда-нибудь отдадите. Когда сможете.
— Господи! Неужели есть еще доброта на свете? Да я вам всю жизнь буду обувь тачать. И молиться за здравие.
— У меня нет с собой денег. Я пришлю со служанкой через час-другой. Нет. Лучше привезу их сам. И мы вместе съездим в табор. Вы знаете, где он сейчас?
— Да недалеко. Все время следим за ними.
И к вечеру того же дня Антонио на коне, а обувщик на муле отправились в путь. Через сутки были на месте. Казалось, еще день — и дома. Но нет, то ли на самом деле приболел крошка Рамиро, то ли цыгане цену набивали, сказали: лечить будут и только здорового отдадут. Антонио вернулся в Мадрид, чтобы не волновались из-за их отсутствия Луиса и жена обувщика. А мастер остался ждать...
Проезжая мимо Гвадалахарских ворот, Антонио осмотрелся — не видит ли кто, и сдернул размалеванный листок с дьяволом. Было время сьесты, площадь опустела, стражник дремал, прислонившись к стене.
Каждый день Антонио наведывался в мастерскую, но лишь через неделю увидел настрадавшееся семейство в полном составе.
— Наш благодетель, — кинулась к нему счастливая женщина.
— Вижу, все в порядке, — улыбнулся Антонио. — А теперь хочу попросить вас об одном небольшом одолжении.
— Все, что хотите! Я уже начал ваши туфли шить.
— Дело в другом. Нужно пойти в здание инквизиции и сообщить о сыне, найденном у цыган.
— Как? Туда? Зачем?