— Нужно. Чтоб знали — ребенок нашелся.
— Я сейчас же, немедленно, пойду в управление, и скажу об этом альгвасилу. Мы ему заявляли, он помочь, правда, не смог.
— Нет. Надо к инквизитору.
Обувщик сгорбился и умоляюще смотрел на Антонио. Тот не выдержал:
— Ладно. Я сам схожу. Пишите расписку, что малыш найден. Покажу ее де Каррьону. Но если будет необходимо, если он мне не поверит, отправитесь туда и вы. Подтвердите.
— Ну что ж... — вздохнул мастер. — Договорились. А за деньги не беспокойтесь. Я быстро соберу.
И теперь Антонио рассказал о цыганах де Каррьону. Как ни странно, но инквизитор не обрадовался.
— Ну и что? — равнодушно спросил он.
— Как — что? Евреи здесь ни при чем. А Андрес Мей тем более!
— Сеньору Мею предъявляются не менее тяжкие обвинения. К сожалению, я не могу разглашать их до суда. — Он помолчал. — А впрочем, если хотите, можете в качестве свидетеля присутствовать на завтрашнем допросе.
Так Антонио де Гассет очутился в комнате пыток. Она резко разделялась на две половины. Та, где стоял стол инквизитора, была торжественной и благолепной. Пол покрыт хорошо выделанными циновками, стены обтянуты тисненой кордовской кожей, массивное серебряное распятие, на добротном столе, покрытом сукном — Библия, чернильный прибор, стопка бумаги — ни дать ни взять: кабинет прелата. Другая половина была каменной. Пол в темных подтеках — уж не кровь ли? — и по нему канавка от лежака — уж не для крови ли? В углу — дыба и еще какие-то приспособления: ужасные и дикие. Стол был здесь тоже, но на нем — щипцы, крючки и молоток... Как в медицинском наборе Андреса, но — грубее и грязнее. Орудия, несущие не выздоровление, а бессмысленные муки. Антонио пожалел, что пришел. Если друга будут пытать, он сам умрет здесь же. И зачем он в камере? Неужели де Каррьон не понял: ни слова, порочащего Андреса, от Антонио не добиться.
— О чем я должен свидетельствовать? — спросил он инквизитора.
— Вы должны будете подтвердить росписью объективно произошедшее здесь: а именно — признал ли себя виновным Андрес Мей, и как это случилось. Под пыткой, или раскаялся до ее применения. И как вел себя. Был ли спокоен или, может, озирался в поисках сатаны с приспешниками.
— Он не станет озираться.
— Тем хуже. Значит, слуги ада облегчают пытку, — де Каррьон с удовольствием смотрел в лицо поэта, на глазах теряющего уверенность. Так-так, еще не видел ничего, а уж холодным потом покрылся и пальцы дрожат, не находя себе места, теребя край одежды. Как сказал вчера приятель Уго: "Кошку бьют — невестке знать дают!".
Андреса ввели. Он, заметив Антонио, кивнул ему, спокойно, улыбнулся. Ответная улыбка друга была вымученной, больше походила на гримасу.
— Андрес Мей, признаете ли вы свои преступления против Господа Бога нашего и святейшей церкви?
— Нет.
— Последний раз до начала пыток вопрошаю, с кем вы участвовали в ведьминских шабашах и какой магией — белой или черной — владеете?
— Никакой.
— Ну что ж, я сделал все возможное для облегчения вашей участи. — Он глубоко задумался, видно перебирая в уме все виды пыток, уместные для начала в данном случае.
— Двадцать плетей. Чтобы привести в чувство.
Поднялись четыре монаха, сидящих до того на лавке у двери. Обязанности были распределены заранее. Трое рядком стали у стены. Четвертый со знанием дела выбрал плеть из десятка, торчащих в подставке, молча стащил с Андреса плащ, кинул на лежак, подтолкнул туда подозреваемого в колдовстве, оголил его спину. И тут гнусаво запели монахи. Пятидесятый псалом
— Miserere... — тянули они, — помилуй мя, Господи!..
"Miserere!.." и первый раз опустилась плеть, опоясала спину кровавой тесьмой.
"Помилуй мя, господи!", и еще капельки крови потекли от жалящего конца. "Miserere!".
Антонио покачнулся, падая в обморок. Пение было прервано. Викарий плеснул горсть воды в лицо дону де Гассету. Тот, еще не вполне очнувшийся, был выведен монахами из камеры. И все снова заняли свои места.
— Ну, подозреваемый Мей, может, вы соизволите сказать, кто снабдил вас колдовскою водой?
Будто солнце вспыхнуло рядом с Андресом. Будто груз свалился с плеч. И боль стала почти сносной.
— Вот вы о чем! Скажу, конечно. Давно бы так и спросили, ваше святейшество!
— Я или вы, кто должен знать о вашем колдовстве?
— Так потому и молчал — не понимал про что речь. Никакое не колдовство это! А волшебную воду я купил у аптекаря.
Он стал торопливо рассказывать про свойства нидерландской жидкости, в состав которой входит настой растущего только там лишайника; а цвет ее меняется при соприкосновении с кислым...
— Зачем вы обманывали бедную женщину?