— Обычным моим словам она бы не поверила, а советам не последовала. Грешен я, ваше святейшество, но от желания блага для ближнего. И без всякой корысти. Только, чтобы успокоить Луису.
— Вы хотели сыграть роль колдуна и провидца. Но наша жизнь не театр, где люди знают об искусственности происходящего на подмостках. Вы взяли на себя слишком многое, пытаясь своею волей подменить волю Господа. Одно это не проступок, а преступление. Сегодняшнее наказание остается в силе. А ночью молитесь святому Франциску. Рассказывают, был случай, когда он разрушил цепи и выпустил из тюрьмы одного безвинно осужденного на сожжение. Ха-ха!. Молитесь! Если он вам поможет, я, доминиканец, велю послать партию свечей в монастырь францисканцев.
Де Каррьон сделал разрешающий знак монахам, и на сей раз они зачастили, догоняя упущенное время. Miserere... Помилуй... Miserere... Помилуй... Помилуй мя, Господи!
Он лежал на животе в своей камере. Спину саднило, жгло, морозило — все сразу. Он надеялся уснуть. Но когда проваливался в забытье, — стонал и снова просыпался от собственного стона.
Дверь заскрипела, и в щель просунулась голова его мучителя — монаха.
— Ну как? — с ухмылкой спросил он. Андрес отвернулся к стене. Неужели, мало?
— Монеты есть?
— Какие монеты? Сами же обчистили в первый час... Ни мараведи не оставили.
— А что еще есть?
— Зачем?
— Я бальзам принес. Могу помазать спину. Ну хоть крест давай. Если серебряный...
— Да? Благодарю за совет! Чтоб ты тут же к инквизитору кинулся и сказал, что я крест — символ веры и страданий Христа — на ерундовую мазь променял? А сам скорей снова за плети? Перстень Гиппократа тоже не отдам. Слишком дорог. Не тебе, а мне. Так, что ж еще? Придумал. Если хочешь, бери цепочку от креста.
— Давай!
И монах, положив рядом с Андресом сосудик с бальзамом, пошел к двери.
— Эй, куда ж ты? А мазать кто будет? Я шевельнуться не могу.
Монах нехотя вернулся:
— Сейчас вонять от меня будет, и братия заподозрит...
— Ничего отмоешься. Отблагодарю, коли живым выберусь.
Ран коснулись жесткие мозолистые руки и мятный холодок.
— Вот... нечего грешить было и против церкви идти... наказание неотвратимо.
— Сделай милость, приятель, помолчи. И так тошно. Никакой вины на мне нет.
— Господь, он все видит, — не унимался монах, — а доминиканцы — возлюбленные чада его.
— Самые жестокие чада.
— Самые справедливые. Сам Господь осудил первых еретиков Адама и Еву. Святой Доминик лишь подхватил зерно, оброненное Творцом, и вырастил из него инквизицию. И превратил одежду Адама и Евы в санбенито, символ вероотступничества... Молись своему святому, кайся, и будешь прощен после положенного наказания.
И ушел, тщательно вытерев пальцы о рубаху Андреса.
Стало легче. Спустилась ночь. Андрес лежал, уткнувшись носом в драную циновку, и думал, что какое-нибудь чудо очень бы не помешало. Думал, думал и уснул. А дальнейшее подсказал сон. Приснился ему — ни много ни мало — сам святой Лаврентий. Вернее, скелет святого, прогуливающийся по Эскориалу. Андрес открыл глаза — темнота уже чуть-чуть рассеивалась — и стал размышлять, чем бы мог быть полезен ему святой Лаврентий? Личный патрон инквизитора — это раз, покровитель Эскориала — это два. Там к августу возвели огромный купольный храм, посвященный ему. Но причем тут скелет? Не тот ли, хранящийся дома? Мощи. Мощи святого Лаврентия? О! Да в кабинете же, в ковчежце — берцовая кость. Похожая на мощи. Лучше не придумаешь. Именно берцовые кости почему-то чаще встречаются как "чудотворные" у святых. А как доказать, что это именно Лаврентий? Он погиб мучительной смертью на раскаленной решетке. И мой несчастный был подожжен. Решетка... А там, где пергамент потемнел от клея — вроде кость потемнела... Хорошо, что я не успел довести ее до ума. Вот где чудо совпадения. Вполне сойдет за след от решетки. Если захотеть, чтоб сошел. Но попробовать надо. Дальше. Как ко мне попали святые мощи? Есть время придумать. Отец — благодарный больной — чужеземные страны...
Незнакомый монах, принесший Андресу хлеб с водой, был удивлен бодрому виду подозреваемого в ереси. "Или горячка началась, или Сатана поддерживает", — подумал он.
— Передайте, пожалуйста, его святейшеству, отцу Лаврентию, что я последовал его мудрому совету, и чудо свершилось. Я прошу аудиенции.
— На допрос ты попадешь, а не на аудиенцию, — буркнул монах, но просьбу передать не отказался.
Прошло несколько часов ожидания. И ближе к вечеру за Андресом пришли.
Он хотел натянуть рубашку. Но поморщился и не стал.
Навстречу ему из комнаты пыток вытащили, кажется, бездыханное тело. Пахло горелым. Де Каррьон восседал на своей половине. Перед ним на столе стояло большой блюдо с пирожными, пирожками, пончиками на меду. Графин был наполовину опорожнен. Инквизитор отпил немного из бокала, отставил его в сторону. Скривившись, потер переносицу. Голова болит, что ли? Андрес сглотнул голодную слюну.