— Давай смажу. У меня бальзам остался.
— Ты ангел? Или святой?
— Человек. Да еще не из самых счастливых. И врач. А за что — тебя?..
— Играли с хозяином в барру. Стал выигрывать. И хвастовство поперло... Брякнул, не подумав, мол, даже если б ему сам Господь помогал, не обыграл бы он меня. Всего-то. Дурак. А тот донес. Про дьявола, который на моей стороне. Да провалились бы все игры в преисподнюю!
— И посоветовать нечего. Сам кое-как выкарабкиваюсь из такого же переплета.
— Ведь не отпустят. Или лучше сказать, что был дьявол, но потом я его прогнал и раскаялся?
— Попробуй. Не знаю. Слово чести — не знаю. Хотя... а если так: я постучу в дверь, скажу стражнику, чтобы увел тебя, что, ты не в своей камере и мне спать не даешь. А поутру попросись к инквизитору и скажи, что вот, приходил святой Франциск и... исцелил тебя. Вправду ведь чудо, что суставы оказались не раздроблены и я смог их вправить. Покрути у него перед носом руками. Пусть вспомнит, каким ты был вчера. Скажи, что ты — глупец, давно раскаялся, а слова обронил случайно. Не надо — про дьявола. Ну еще что-нибудь придумай. Желаю выбраться. Ну, попытаемся.
Он забарабанил в дверь, обрадовался сонному голосу монаха: "Чего там надобно?"
— Да вот тут кто-то разлегся на моем лежаке. Нельзя ли увести его? Или меня?
— Как? — сон окончательно слетел со стражника. — Двое? В одной камере?
И суетливо, пока никто не приметил и не донес начальству о нарушении правил, отпер дверь, не обратив внимания на улучшение самочувствия очередного еретика, и перевел его в соседнее помещение. Андрес прислушался к их шагам. Когда все утихло, постучал в левую стенку. Ему слабо, но ответили. Все в порядке.
Диего де Эспиноса сам пожаловал в вотчину де Каррьона. Занял его место под аляповатым распятием, призванным устрашать и прекрасно с этим справляющимся. Выслушал отчет Лаврентия, снисходительно покивал на явное преувеличение тем своих достижений в деле искоренения ереси. Лаврентий подумал, стоит ли говорить про святые мощи. Нет, наверное, лучше переждать. Пройдет аутодафе, назначенное через месяц, все преступники и отступники получат по заслугам, страсти улягутся. И в спокойной обстановке можно будет эффектнее преподнести свой дар Эскориалу. Король оценит его по заслугам. Де Эспиноса не вечен и гораздо старше Лаврентия.
— Как обстоят дела с молодым врачом, помощником Везалия, Андресом Меем?
— Он у меня. Я самым строгим образом придерживался правил, предписанных ведению дел такого рода. Вот протоколы. Донос, обвинение, признание, раскаяние, наказание. Все.
— Что-нибудь серьезное?
— Нет. Мальчишеская шутка. Не более. Двадцать плетей уже получил. Больше шутить не будет.
И тут у Лаврентия мелькнула удачная мысль. Мей, скорее всего, человек порядочный и надежный, не проболтается, раз поклялся. Но кто его знает... Вдруг заболеет и в бреду ляпнет про святые мощи, переданные де Каррьону. Пойдут сплетни о взятке... И вообще — ни к чему... Как бы избавиться от него? Хорошо бы казнить, но де Эспиноса пристрастен, а документы в представленном виде на смертную казнь никак не тянут. Просто выкинуть мальчишку за пределы Испании, что ли? Ну, конечно. Это легко!
— Но...
— Что-нибудь за ним еще числится?
— Нет, но вам для полноты картины следует знать, что он ведет происхождение от марранов. Поэтому не уверен, место ли ему при дворе. И вообще — в Кастилии. Вы же знаете, что все беды и смуты, от евреев с арабами.
— Ну, хорошо. Я посмотрю сам. Закончим с вами — пусть приведут.
Так Андрес предстал перед всепроницающим взором главного инквизитора.
— Я ознакомился с вашим делом. Вы раскаялись искренне?
— Да, ваше преосвященство.
— И вы искренне преданы католической церкви?
— Да, ваше преосвященство.
— Насколько я знаю, вы — потомок евреев. А значит, должны проявлять еще больше благочестия и проводить все свободное время в молитвах, искупая грехи предков.
— Я молюсь, ваше преосвященство.
— Вы не проводили обрядов в традициях иудеев?
— Нет.
— И над вами их не проводили во младенчестве? Я имею в виду обрезание.
— Нет, ваше преосвященство.
— Вы можете доказать?
— Конечно...
Андрес относился к своему телу, как и к телам других — профессионально.
— Хорошо, допустим. Я все же не уверен, что с вашей родословной, вернее без оной, можно находиться в непосредственной близости к королю.
— Не знал... Но знаю, что сам Торквемада был из "новых христиан".
— Да? — главный инквизитор чуть запнулся. Да, действительно, его предшественник не отличался особой чистотой крови. — У Торквемады были особые заслуги перед церковью. — И перевел разговор на другое: — Веруете ли в Иисуса Христа, родившегося от пресвятой Девы Марии, страдавшего, воскресшего и вознесшегося на небеса?