Рядом с ними остановился торговец кожами, везущий товар в Рим. И какой-то монах разинул рот, взирая на такую невидаль.
— Что это? — послышался шепот.
Антонио ждал подъезжавшего Уго.
— О! — сказал тот. — Неужто, мельница? Слышал, что есть такие, но в наших краях?!.
Из домика, приткнутого к сооружению, вышел мужчина в белой мучной пыли.
Поприветствовал путников, с гордостью оглянулся на мельницу:
— Вот какая она у меня! Единственная на всю округу.
Оказывается, фламандские предприниматели построили ветряк на плоскогорье, где вечно дул если не солано, так норде, и уехали домой, сдав ветряную мельницу в наем. На диковинку приезжали посмотреть из Ла-Манча, Андалусии и Арагона. Один стареющий сеньор, кабальеро в дырявых латах, сдуру али спьяну принял ветряк за дракона, изувечил оружием одно крыло и сам едва жив остался. Подходящего полотна пока нету. Пришлось циновку приспособить. Пока... Многие ходят... Кое-кому за определенную мзду дозволяется снять размеры и составить чертежи.
Привыкший за лето к любопытствующим, хозяин повел гостей показать чудо. Чудо, а не чудище!.. Антонио было не по себе от пережитого ужаса, обернувшегося уважением к людям, создавшим вещь сложную и полезную. Хорошо, что до него в тот момент никому не было дела, и он не успел пасть на колени перед многокрылым Люцифером. Раньше Антонио подосадовал бы на себя, усмехнулся б, опомнившись, а сейчас... слишком сильна была инерция религиозных размышлений. Но из колеи он был выбит, возбужден, и Уго поторопился восстановить равновесие.
— Мой милый Антонио, все, кто намерен вступить в наше общество, должны, прежде чем принять на себя бремя послушничества, хорошо взвесить и подумать, обладают ли они для этого достаточной душевной силой — с Божьей помощью взобраться на такую высоту.
— А в чем обязанности? В подчинении? Вам, генералу ордена?
— Подчинение — слишком упрощенное понятие. Обет послушания состоит в том, чтобы всегда, немедленно и беззаветно повиноваться всему, что прикажут нам нынешний и будущий папы, насколько это послужит для блага душ и распространения религии, какие бы поручения они нам ни давали. Хоть к туркам послали бы или к другим неверным... Подумай, не падешь ли под великим бременем нашего призвания?
— Я не знаю. Я хочу, но не уверен в силах своих.
— Для этого проводятся искушения. И твердо решившись быть воином христовым, члены ордена должны денно и нощно носить меч и каждый час должны быть готовы применить его по велению начальника. А в нем приучайся видеть самого господа нашего Иисуса...
— Я не хочу никого убивать!
— Ну-ну, не беспокойся, для тебя "оружие" — пока лишь в переносном смысле. Врагов человечества, бесовского отродья, хватает. Но честь их уничтожения должна быть заслужена. Не каждый член ордена может этого добиться. На чем остановился я? Ах, да, начальник...
Они ехали рядом, кони постукивали копытами в такт словам Уго.
— Игнатий Лойола, заботясь о благе новициев, о том, чтобы легче им было освоиться с правилами ордена, поучал: отрешитесь от собственной воли, отдайте начальнику, проникнутому Божественной волей, свой разум, повинуйтесь ему как труп, который можно переворачивать во всех направлениях, как шар из воска, который можно мять как угодно...
"Всегда мне не хватало целеустремленности, всегда легче оказывалось повиноваться, чем настаивать на своем. Наверное, и правда, лучше отдать себя в распоряжение людей порядочных", — думал Антонио.
— И нужно научиться выполнять задания самые неприятные. Готов ли ты?
— Готов, — ответил Антонио, не подозревая, что за этим последует.
— Проверим?
— Как угодно, ваша милость.
— Вот и прекрасно.
Уго оглянулся, изобретая задание. Холмы, обвалившаяся башня и стены укрепления, оставшегося от арабов, валуны, засыпающая земля, виноградники, подготовленные к зиме, горка навоза, оброненная конем Антонио, птица, спланировавшая к ней и принявшаяся выклевывать семечки из парного катышка. По лицу Уго скользнула легкая улыбка.
— Спустись с коня, — сказал он, — освободи свой фальдрикер. Антонио послушно отстегнул от пояса фальдрикер, переложил в суму огниво, четки, набор зубочисток и вопрошающе посмотрел на наставника.