— Вы презираете женщин?
— Отнюдь. Но смотрите сами, если даже удастся безболезненно выкарабкаться с корабля, названного вашим именем, надо будет где-то обосноваться, заработать и накопить некоторую сумму для обеспечения семьи. Нельзя ж обрекать на жалкое существование близкого человека.
— Как вы предусмотрительны, — иронично улыбнулась Амелия. — А если любовь?
— О! Тут есть маленький секрет. Надо уметь управлять чувствами.
— Как? Научите. Может, пригодится.
— Ничего сложного. Когда вы чувствуете, что простыли... пока не серьезно... болезнь не навалилась, а только подкрадывается. Что станете делать? Если разумны... Правильно. Нужно прогреться, выпить, горячую травяную настойку, лечь пораньше спать и так далее. Обхитрить болезнь и уговорить организм. А когда чувствуете, что вот-вот влюбитесь? Обхитрите любовь, объясните себе, что у девушки — это в моем случае — слишком хриплый голос, или злой взгляд, или, наверняка, она плохая хозяйка...
— Обхитрите себя... — вставила Амелия.
— Пусть. Да. Только б не заболеть любовью... Потому что в горячке может померещиться Фея, обернувшаяся потом занудой.
— Ах, как скучны ваши слова. Лишаете себя половины жизненных радостей.
— Да? Вы были слишком счастливы? И мне следует вам завидовать?
— Нет, но... — смутилась Амелия.
— Вот именно. Об истинной любви слагают легенды. И верно, такая — очень редка. То ли явится к тебе, то ли нет. А ради того, чем обладает большинство, не стоит бросаться в брак, очертя голову. Надо хотя бы не терять разума. Вы не согласны?
— Может, вы и правы, — задумчиво сказала она, — но долго рассуждать перед каждым поступком — это не для всех. Не для меня. Тоска смертная — все взвешивать. И просто не получится... Забуду все предписания. Стыдно признаться, я еще и не любила по-настоящему, так как в романах...
— Видите...
— А все равно знаю, что, коли влюблюсь, уговаривать себя подождать, не увлекаться, не стану.
— Каждый сам делает свою жизнь, — пожал плечами Андрес. — Но давайте вернемся к вашему недугу.
— Отвернитесь! Я разденусь.
Андрес выполнил приказание.
— Все!
Он подошел к постели:
— Болит все там же?
— Да. Но меньше, — Амелия устроилась поудобнее, закрутила волосы, заколола их шпилькой.
Андрес капнул несколько капель Апрасиева масла на ладонь, растер, приложил руки к щекам — не холодны ли? — потряс и размял кисти, и только после этого разогретыми уверенными пальцами приступил к массажу.
— Не больно? Нет? Если будет больно, потерпите немного.
— Хорошо.
Ей и было хорошо. Ничуть не больно. Сладкая истома, вовсе не относящаяся к Андресу, охватила ее. Боясь, что удовольствие скоро кончится, она чуть-чуть постонала и произнесла:
— Сеньор Андрес, я забыла сказать, у меня ночью и пониже спина болела, до самой поясницы...
Не отказывать же себе в маленьких радостях, и так вечно в каюте, будто пленница, как и те, на палубе. Им, может, даже веселее, разговаривают... а тут — лишний раз не выйдешь, лица у моряков чужие, подозревающие ее неизвестно в чем. Или, наоборот, заискивающие. Чтобы арраис приметил приветливость к своей подруге. Но ни одного просто дружелюбного. Разве только доктор... Нет, и он отстранен. Хотя, на самом деле, оба — рабы. А свободы у нее — как у птички в клетке: хочешь — ешь, хочешь — пей, хочешь — прыгай... Повезло им с врачом. Теперь понятно, что такое — хороший массаж. Приходилось Амелии слышать про египетских цариц в давние времена. И купались-то они в молоке кобылиц, и все тело им растирали придворные лекари. Как это, должно быть, восхитительно!
Но все удовольствия рано или поздно кончаются, и на этот раз сеанс был прерван Искандером-Али. Он вошел тихо и минуту наблюдал за процедурой. Профиль Андреса выражал лишь сосредоточенность, но блаженная улыбка Амелии, прикрытые глаза, сладострастие, исходившее от нее, удивили и насторожили арраиса. Простыня опущена ниже всяких границ. Даже розовое ушко Амелии показалось ему оскорбительно нагим.
— У тебя и там болит? — угрожающе спросил Искандер-Али. — Речь, ведь шла только о шее!
Андрес почувствовал, что находится вне подозрений, а вот Амелии несдобровать.
— Ваша милость, это — я... Я понял, что очаг болезни опускается по позвоночнику, и решил предупредить развитие воспаления. Из самых добрых побуждений. Но если вы считаете дальнейшее лечение излишним, прекращаю. Разрешите идти?
Амелия закуталась в простыню так, что лишь глаза виднелись, смотрела независимо и виновато одновременно.
— Идите.
Тут Андрес кое-что вспомнил. Он немного понимал арабский язык морисков. В селении, где прошло его детство, жили несколько семей. А корсары шушукались между собой, не подозревая о случайном свидетеле заговора. Да! Они с некоторых пор презирали арраиса. Мол, удачливость им изменила. Вот-вот Алжир... Надо было решаться! Что они замышляли? Наверное, убить арраиса. И что потом? Искандер-Али, при всей своей грубости, все же способен понять Андреса. И даже слегка признателен ему. А выкинут капитана за борт? Что сделают с Амелией — понятно. И между собой передерутся, потому что явного главаря не видно. Значит, добрая половина захочет властвовать. И рабства при таком раскладе Андресу никак не избежать. Если до того не прирежут в потасовке! Слышал уже за спиной: за что, мол, христианскому ублюдку корсарскую еду подают? А не их ли раны он перевязывал и кое-кого, точно, спас от неминуемого заражения крови?