— Арраис, будьте осторожны, на корабле неспокойно. — Андрес знал, что Амелия слушает. Но она была союзницей. И ей тоже угрожала опасность. А вне каюты говорить о тайных вещах почти невозможно. Андрес шептал, и то не был уверен, что за дверью никто не подслушивает.
— Да? Хотя я догадываюсь... Что вам известно?
Андрес замялся.
— Кто зачинщик? — допытывался Искандер-Али.
— Вот этого я не знаю. Боюсь, что и нет его. Все сразу.
— Ясно. Идите.
Андрес шагнул к двери. И сделать ничего нельзя. А вдруг? Он вернулся.
— Прошу прощения. Арраис, а если мы освободим пленных? Они ослабели. Но надежда на освобождение придаст им сил. Я сам уберу надсмотрщика. Только дайте оружие!..
Глаза Амелии вспыхнули. Она уже вообразила себя свободной, на мачте взовьется христианский флаг — итальянский, французский, испанский — неважно. Она все это время старательно отпихивала от себя ненависть к туркам, а та все-таки заползла в душу, выросла, всю заняла.
— Дай ему мушкет, Искандер-Али, пусть будет так, как говорит сеньор Андрес. Ты снова станешь Алессандро.
— Нет! — вскричал арраис, но тут же, опомнившись, зашептал негодующе: — Я добровольно принял мусульманство. Как и все мои люди. Их ненависть к католикам справедлива. Я не предам команду!
— Лучше, если они предадут вас? Плохо будет не только вам, — Андрес выразительно поглядел на Амелию, зная о болевой точке арраиса.
Лицо Искандера-Али будто окаменело:
— Благодарю вас, сеньор Мей, но в советах не нуждаюсь. Решение буду принимать сам. Вы свободны.
— Как вам угодно. — Андрес, пожав плечами, вышел из каюты, уселся на свободное место у гакаборта и стал смотреть на пустынный африканский берег, тянущийся совсем рядом. Он был похож на родную Кастилию, такой же спокойно-суровый, каменистый, разве что желтых оттенков побольше...
Арраис лихорадочно обдумывал ситуацию. Подозревая неладное, он — до разговора с врачом — все же рассчитывал мирно добраться до Алжира. Там будет видно. Может, команду поменяет, может, Амелию оставит в городе. Теперь, получалось, опасность подкралась близко. Уж коли Андрес заметил это, команда стала бочкой с пороком — неосторожное слово равносильно искре. Но он, арраис, тем не менее, знал и ценил каждого своего корсара, не хотел идти против них. Значит, надо попробовать вызвать их на разговор. Искандер-Али приказал собрать команду. Ударили в гонг, и все моряки, свободные от вахты, в считанные секунды оказались перед капитаном. Настороженные взгляды, сжатые кулаки. Чувствовалось, что они сами себя распаляют воспоминаниями о бывших или придуманных обидах.
— Корсары, я считал вас своими! братьями, но сейчас вижу, что клинок брошен между нами. Призываю вас к спокойствию.
Он говорил по-турецки. Пленники из доносившихся к ним обрывков речи ничего не могли понять. Но тревога от соседства с неуправляемой стихией охватила их.
Арраис продолжал:
— Я хочу выслушать вас. Но пусть от имени всех скажет самый рассудительный. Может, Махмуд? Выбирайте сами. Ярость -не лучший помощник в спорах.
Моряки пошушукались. Выступил вперед тот, кого звали Махмудом.
— Извини, арраис, раньше мы тебя уважали. Иначе на твоем месте был бы другой.
— А теперь? Нет?
— Угу. Ты стал бабским угодником. Она превратила тебя в тряпку. Мы теперь не считаем тебя арраисом.
— У-у-у-угу, — подхватили остальные корсары.
— Вы хотите убить меня? — голос Искандера-Али был спокоен. Он просто уточнял желание команды.
— Ты нам не враг. Но ты потерял нужную нам силу. А потому — живи. Если сам себе не навредишь.
— Кто примет командование?
— А никто. Ты и не заметил, как команда обходится без капитана. Доплывем. До Алжира рукой подать.
— И потом?..
— Ты не покупал корабль и не захватил его у неприятеля. Он принадлежит Ульдж-Али. И сейчас ты — никто. Доложим ему об этом.