— Жуан, у меня на лбу видно что-нибудь? — и отодвинул пряди кое-как остриженных волос.
— А что там должно быть? — почесываясь, спросил Жуан, но осмотрел лицо внимательно. — Мысли умные вроде не выпячиваются, золота приклеенного тоже не заметно.
— Да? — Андрес освобождение вздохнул. — Я думал, краской испачкал. Значит, чисто?
— Ага!
А капитан все еще стоял у борта. Он был неплохим психологом, всегда чувствовал, чем дышат его моряки. И сейчас что-то его беспокоило. Между матросами не было особой приязни. Каждый думал лишь о себе. Как и среди пассажиров, так и в составе команды хватало сброда. Португальцам путь в Новый Свет был закрыт. Поэтому надежды поживиться они связывал с Индией. Даже у миссионеров глаза алчно вспыхивали, когда речь заходила о сокровищах, щедро рассыпанных от Бомбея до Каликута. Нет, что ни говори, а на судах Высокой Порты с дисциплиной получше, хоть моряки и самые разноплеменные. Железную руку надо было иметь капитану. Никакого снисхождения и панибратства! Только сила поддерживала кое-какой порядок. И теперь ему не нравилось, что Жуан, обсуждая что-то с Кабралом, хранившим ключи от кладовой с провиантом, дважды замолкал при приближении Суариша. Подлец, что-то замышляет. Или скрывает. Следовало поставить его на колени.
— Жуан, зайди ко мне, — сказал капитан, направляясь к каюте. Голос Суариша предвещал неприятности. У добродушного Жуана от страха подогнулись колени. Знал, что скор на расправу капитан.
— Что скажешь? — прищурив глаза, спросил Суариш.
— А что? А я... ничего...
— Руки нагреть решил? Золотой телец снится, покою не дает? Негодяй!
Расчет Суариша был беспроигрышным. Любой грех на душу могли взять его морячки, но — ради наживы.
— Уже пора, кажется, твою требуху рыбам скормить? Так?
— Виноват, маэстре капитан, дьявол попутал. Виноват. Но куда ж их теперь?
— Кого? Говори толком. Сначала. И начистоту.
— Я и не хотел. Эти шлюхи уговорили. Не устоял перед их слезами.
— Ну! Я приказал — сначала! Где был разговор? Когда?
Стоило Суаришу понять, что в тайне от него на караке везут двух женщин, как он чертыхнулся мысленно — пора на берег капитану? Неужели от самого Лиссабона укрывают их? Вокруг Африки... На что ж он тогда годится? Но полегчало, когда разобрался — лишь в Адене, то есть два дня назад приняли их на борт. Хотя и этого много для внимательного хозяина судна. Зачем женщины рвались в Гоа — ясно. В притонах любого портового португальского города их обитало без счета. Редко кто, попав туда однажды, выбирался к добропорядочной семейной жизни. Мужчины уходили из селений воевать и гибли в чужих краях, они давали монашеские обеты, отправлялись в дальние плавания. А что делать женщинам? Тоже селиться в монастырях? Умерщвлять плоть, заглушать молитвами желание принадлежать мужчине и вскармливать дитя? Самые рисковые тянулись к столице и портам. Больше людей — больше возможностей устроиться. Но моряки готовы были лишь потешиться, сбросить напряжение, скопившееся за долгий путь, без оглядки спускали денежки и набирались впечатлений, чтобы в изматывающие душу штили травить байки, привешивая на каждое свое приключеньице по десятку придумок. А женщинам предоставлялось угасать в надеждах и болезнях. И тогда пронеслись слухи о сказочных местах — португальских колониях на индийском берегу.
Дау, Гоа — певучие названия заставляли замирать сердца в предвкушении райского блаженства. Но как туда добраться? Женщинам путь в Индию заказан. Со времен Васко де Гамы лишь единицы смогли проникнуть в Гоа. Но уж зато получили все, что хотели. Европейские женщины стоили там дороже алмазов. Наверное, из-за редкости своей в благословенном крае. Иначе — отчего б? Христианская церковь предостерегала и отвращала юных дев от плотских соблазнов. И мало кому доставались хорошие наставники в сложной науке любви. Наошупь двигались они в темноте, считающейся грешной. Особо способные достигали кое-каких успехов, становились даже модными гетерами, но в какое сравнение могли они идти с женщинами Индии, впитавшими культ Любви с молоком матери и постигшими тонкости нежной науки по книгам, пережившим тысячелетия.
А с другой стороны — дело привычки. Португальцам не требовалось многого. Они были сыновьями той же церкви. Они смотрели на туземцев и их женщин как на дикарей, над которыми еще не простерлась длань Иисуса Христа. А индианки посмеивались над неотесанными моряками и торговцами, ничего не смыслящими в любовной игре, лишающими себя половины жизненных радостей. Они обирали португальцев, как могли, но просвещать не торопились. Пусть хоть тут завоеватели получат меньше, чем могли бы.