Караку, до той поры шедшую споро и ровно, настигла качка. Резко потемнело. Суариш, отложив рутейру, вышел на палубу:
— Все по местам!
Заштормило.
На Андреса уже никто не обращал внимания. И он, после стольких мытарств предоставленный сам себе, отдыхал. Так уж получилось, что, еще не догадываясь о присутствии женщин, он устроился на носу возле их укрытия. И теперь, поглядывая на мрачную воду и ежась под пронизывающим ветром, Андрес слушал женщин. Они быстро успокоились, болтали, приводя себя в порядок. Португальский выговор не всегда был понятен Андресу, но уж коли в тарабарском турецком научился разбираться!..
Позже, когда море стихло, корабельные дамы, получившие права пассажиров, сели рядышком на ступеньку, и все желающие смогли их разглядеть.
Урсула была беленькой и уютной, с округлыми формами. "Пышечка" или "Булочка" — так наверняка звали ее постоянные клиенты. Глория, напротив, походила на угловатого подростка, и в этом тоже была особая прелесть. Как хорошо, что вкусы у людей разные. Иначе одни не смогли бы вынести непомерной тяжести всеобщего восхищения, а другие исстрадались бы в одиночестве. И зависть бы, царя, смяла избранных. Но, слава Всевышнему, пристрастия уравновешены. Хотя кое-кому все равно достаются сливки. Андрес посматривал на женщин и вроде бы даже выбирал, понимая, что выбор его вполне абстрактен, и от симпатии его — во всяком случае, до далекого берега — не будет никому ни жарко, ни холодно. Пожалуй — Урсула... От нее веяло теплом и покоем. Она, наверное, щедра на ласки и не очень требовательна к приятелям. Зачем таким дальние странствия? Сидела бы в белом домике посреди цветущего сада, растила бы дочек, таких же улыбчивых и мягких... Глория — другое дело. Глаза с поволокой. Какая-то тайна в облике. Антонио.... О, ему, несомненно, понравилась бы именно она. Антонио возвел бы Глорию на пьедестал. Как там, в одном из многочисленных сонетов де Гассета?
Надежда, ожиданье, неизвестность...
То пела, то вдруг плакала свирель
В руках моих и чудно и чудесно.
Лишь позовете, молнией летел...
И свечкой таял бы у ее ног. Пока не увидел бы, как мужчины заходят и спустя час выходят от нее, оправляя одежду. Нет, не хотел бы Андрес быть поэтом. Куда лучше принимать жизнь такой, какая есть. И нельзя сказать, что очень пристально глядел на беляночку Андрес, а вот почувствовала же, подняла взор как-то по-особому кокетливо, разгладила складки видавшей виды юбчонки, будто это придворный наряд.
— Вы странно одеты, — сказала она Андресу.
— Да? — он бросил взгляд на все ту же серую рубаху и штаны, шитье которых заняло у алжирской рабыни не более получаса. — Я привык. Мой туалет в свое время дополнял еще красный колпак.
— О! Наверное, вы выглядели в нем забавно...
— Не знаю. Себя со стороны не видел. Другие, одетые также, казались мне скорее жалкими...
— Судя по выговору, вы испанец. И это — одеяние каторжника? Вы удрали?.. Я угадала?
— Нет. Вы не очень проницательны.
— Тогда, может, что-то вроде санбенито? — Урсула понизила голос, оглянулась по сторонам. — И вы сбежали от инквизиции?
Андрес внутренне содрогнулся, вспомнив огромное распятие над головой почти святого Лаврентия.
— Нет. Опять нет. Хотя здесь вы задели, как сказал бы мой друг, поэт, раны моей души, или еще витиеватее: вы нащупали тетиву лука, который запустил стрелу моей жизни к самой Индии.
— Все равно ничего не поняла.
Помолчали, потом Андрес спросил сочувственно:
— А вы не боитесь, что капитан будет недоволен нашей болтовней? Он предписал вам уединение.
Вступила Глория:
— Но мы просто сидим. Никого не задеваем. От нас до вас — добрых три шага. Если сами побаиваетесь, так и скажите!
— Отнюдь. Разве только за вас.
— А за нас не надо. Мы не пропадем. Да, Пышечка? Урсула кивнула. Все точно. И зовут ее именно так.
— Ну, если вам интересно... Мне скрывать нечего. Обрядили меня так на африканском берегу, где я прочувствовал, что значит быть рабом, и до последних дней верой и правдой служил, арраису Искандеру-Али.
— Все-таки сбежали?
— Огорчу. Увы, не удалось.
— А как же?
— Ну... долгая история.
— Расскажите! Пожалуйста. Обожаю всякие, истории, — в один голос стали упрашивать женщины.
— Вам своих приключений мало? Нет. Не хочу. Мажет, потом. Отойду немного...
Он подумал про Искандера-Али. Наверное, делят сейчас приятели золото, запершись на все замки в аденской гостинице. А может, уже вразброд или вместе отправились к Алжиру. И вообразить не мог он, что объеденный морскими тварями остов бравого арраиса покоится на ложе из расчесанных подводным течением темно-зеленых водорослей.