— Нет. Как у всех... Дотянем, ваша милость! А для вас у меня припасено кое-что. Сушеные фиги, изюм, орехи.
— Те, что отнял у девиц?
— Не отнял, а забрал в счет оплаты за провоз.
— Подонок! Принеси все это мне! Целее будет. Стану выдавать самым ослабевшим. Матросам. А теперь вон отсюда!
Голодный блеск появился в глазах моряков. Недобрый блеск. Суариш клял себя за податливость Кабралу. На что польстился? Готов был тут же вернуть присвоенные деньги. Но их же посреди моря не обменять на продукты. И хоть бы завалящее суденышко появилось на горизонте. Купили бы еду. Или отняли бы ее.
Здоровяк Жуан первым свалился в обморок. Капитан собственными руками привел его в чувство, окатив ведром воды, и запихал ему, еще плохо соображающему, за щеку несколько изюминок и маслянистую, безумно аппетитную сердцевинку грецкого орешка. "Ага!" — кое-кто сделал вывод. И через час прямо под ноги капитану свалился монах. Но или поза его показалась Суаришу слишком картинной, или веки подрагивали неестественно — капитан потрогал его сапогом, презрительно цыкнул и равнодушно отошел, бросив через плечо:
— Паяц! И зарубите на носах — пассажиры ничего не получат.
— Подыхать что ли? — заскулил один из купцов.
— Ничего, жирок на берегу нагуляете.
Пассажирам было легче, чем команде. В мешочках, сумках и карманах еще хранились тайные запасы. И кое-кто, вместо того, чтобы тщательно пережевывать скудную еду, давился, глотая целиком, лишь бы не заметили движения челюстей и не отняли... Такое случалось. Андрес плотнее заворачивался ночью в кусок выделенной ему парусины и ладонями уши зажимал, но все равно то хрумканье, то чавканье до него доносилось. Мысли всех сосредоточились на пище. Матросам вроде было легче — при деле, но и сил приходилось больше затрачивать.
— Сеньор капитан, скоро ли берег?
— Ваша милость, долго ли еще плыть?
— Сеньор капитан, когда ж?!.
Андрес, тоже слабея с каждым часом, однажды испытал поистине жуткое чувство, случайно подслушав разговор двух матросов, не сводивших вожделенных взглядов с Урсулы.
— А потаскушка еще в теле, как думаешь?
— Ага.
— Небось ее подкармливает тот, кто пользуется.
— Да врут...
— Как бы не так! Кабрал врать не станет.
— А курочка лакомая. Жирок остался. На крайний случай начнем с нее.
— Но как? И что потом скажут? На берегу...
— Ты сначала доберись!
— Ну пусть. А как ее того?.. — матрос выразительно чиркнул себя по шее.
— Да ничего проще. Она по ночам работает, и мы. Пока разберутся, будет поздно. И не пропадать же тогда добру. Увидишь, все только спасибо скажут неведомым спасителям. А подумают — из ревности.
— Ну ты даешь! Молодец, есть кое-что в башке. Давай день еще подождем и...
— День? День, пожалуй, протянем. Но смотри, потом и на это сил не хватит.
Воспаленное воображение Андреса явило картину искромсанного тела, доверчивую мягкость и тепло которого он ощутил однажды. И вот, уж казалось бы -навидался трупов, а тут — или стал сентиментальным, или ослаб — едва не стошнило его. Если б было чем...
В это мгновение Урсула произнесла, не глядя ни на кого:
— Только чудо может нас спасти!
Чудо! Мысли Андреса лихорадочно забились в поисках того, что могло бы сойти за чудо. Некоторый опыт имелся: чудо святого Лаврентия, волшебная водица... Привлечь бы рыб к караке. Море будто вымерло. Или глубоко-глубоко опустились его обитатели. Сколько закидывали сети — пусто. Считанных рыбешек распределял капитан, рассекая на части. Но еда ли это для полусотни здоровых мужчин?
Андрес лег, чтобы, сберечь остатки сил. Ухо, прижатое к палубе, уловило скрип коготков. Снова похрумкивание. Мышка. Чем же она питается? Жалкие крохи провианта в обитом железом ящике у капитана — на другом конце караки, на полуюте. А здесь что?
Опустилась ночь. Мышиная возня стала явственнее. Андрес попробовал уснуть, но, стоило смежить веки, представлялась поджаренная мышиная тушка, украшенная кольцами лука и редиса. Что за напасть? Андрес пополз по палубе в направлении шуршанья, то и дело прикладывая ухо к доскам. Все ближе, ближе. Сейчас схватит негодницу. Съест ли — неизвестно, но, по крайней мере, сможет спать спокойно. Он засунул руку между тюком с материей и коробом с кожей. Ох! Он едва не ухватил зверька. Коготки больно царапнули ладонь. Увернулась!.. Но в руке его что-то осталось. Андрес разжал кулак. Понюхал. Попробовал на язык. Разжевал. Зерна пшеницы! Слегка проволглые от сырости и даже, кажется, пустившие ростки. Осторожно, стараясь действовать бесшумно, он ощупал находку. Мешочек был увесистым. Мышь прогрызла дырку. Часть зерна рассыпалась. Андрес мысленно поблагодарил ее. И пожалел, что не имел карманов — отсыпать часть себе, прежде чем отдать капитану. Заслужил. Он дважды отвернул штанины — по горстке смог пристроить туда. Две шепотки сразу съел. Набрал еще немного в полу рубахи, ужом дополз до места, где посапывала Урсула, высыпал возле нее горочку и слегка дернул за юбку. Все по-честному: ему и женщинам еды доставалось меньше всего.