– Я знаю о тебе всё с момента поимки, не будь таким наивным и не считай всех кругом дураками.
Вот так, чувствуешь себя самым умным. Избранным, который может обмануть систему, ошейник снять с кого угодно, а потом устроить побег или восстание рабов, а тут – бац! "Система" сообщает тебе, что все твои хитрости ей известны, и шаг влево-вправо – попытка к бегству, прыжок – попытка улететь. Рыпнешься – посадят на цепь, как собаку, и на прохожих гавкать заставят.
Карета останавливается. Я выползаю наружу и робко подаю руку. Но эльфийка игнорирует джентльменский жест и спархивает вниз, как невесомая бабочка.
Кручу головой. Дома здесь не такие, как в поместье или в деревнях. Те вполне напоминали привычные земные, а эти похожи на огромные каменные иглу. Не настоящие корявые домики из снега, которые строили народы севера, а идеальные полусферы, как их рисовали в мультиках. Нет, не совсем иглу, те, что я мельком видел в окно на окраине, были одноэтажными и впрямь просто купола, хоть и с бойницами, а вот дальше – двух- и трёхэтажные здания всё ж таки имеют прямые вертикальные стены и только увенчаны каменным полусферами. Город приспособлен для защиты сверху. На такую крышу можно скинуть хоть многотонный камень из катапульты, хоть бомбу, хоть подбитого дракона – он скатится, не повредив её.
Снова верчу головой, как деревенский ребёнок, потерявший мамкину юбку в центре столицы. А эльфийка и впрямь не сильно беспокоится о моём побеге. Кругом сотни людей. Я судорожно ищу взглядом её платье. Нашёл. Свалила шагов на десять вперёд. Поспешно, как потерявшийся щенок, догоняю хозяйку. Пока что без неё я тут сгину за полдня.
Илвирин ведёт меня в огромное здание, слишком большое, чтобы накрыть его куполом. Я успеваю заметить, как низко и услужливо ей кланяются. Кто она такая? Мужчина и женщина, вышедшие из кареты вроде нашей, одетые явно очень дорого-богато, идут чуть впереди, но им никаких знаков внимания не оказывают. Кто же ты, Илвирин, кто?
Коридоры сменяют друг друга, стены и полы украшены мозаиками со сценами боёв. Нескончаемый поток народа чешет вперёд и вперёд. Если судить по одежде, то большинство в толпе люди явно не бедные, но и слуг, которые одеты лишь в туники и сандалии, хватает с избытком.
Спустя минуту из бокового ответвления выныривает пухленький лысоватый мужчина. Он кланяется особо услужливо. По его ухмылкам и ужимкам создаётся впечатление, что он раздал дюжину тумаков и затрещин тем, кто не успел его вовремя предупредить о прибытии столь важной персоны.
– Идёмте, идёмте, госпожа.
Толстяк особо услужливо кланяется. Я плетусь следом. Коридоры, торопящиеся люди, снова коридоры. Где я вообще? Как отсюда выбираться? Не хотел бы я здесь потеряться или даже просто блуждать в одиночку! Трясу головой. Я ж собачка на невидимом поводке! Мне только и остаётся, что следовать за хозяйкой и не тявкать лишний раз.
– Ваша ложа, госпожа.
Мы заходим внутрь, а сопровождающий, снова низко кланяясь, закрывает дверь. Я сажусь в мягкое кресло по правую руку от Илвирин. Мы находимся в отдельном помещении на трибунах. В нём вольготно и непринуждённо может разместиться десятка полтора человек. Столик перед нами уставлен фруктами и яствами. Аккуратно отрываю виноградинку, закидываю в рот.
Мой взгляд выскальзывает наружу. Мы в ложе высоко над широкой круглой площадкой, усыпанной песком. Трибуны полны возбуждённым народом. Я наконец окончательно понимаю, куда попал – это ж колизей!
Проходит минут десять. Я успеваю осмотреться и привыкнуть к галдежу тысяч людей, прежде чем начинается главное действо.
Тот самый услужливый пухляш выскакивает в центр арены и возбуждённо кричит о том, что жертва наконец-то найдена, сейчас будет продемонстрирована и отправлена куда следует.
Из-за тяжёлых массивных ворот, напротив нашей ложи выкатывают повозку с клеткой. В уголке, подтянув колени к подбородку, сидит ребёнок. Я и так знаю, кто это. Но я должен проверить, убедиться. Вдруг что-то изменилось? Вдруг, если найти эту самую "жертву", то в её статусе что-то поменяется?
Кидаю оценку. Всё по-прежнему. Это Мари. Та самая кроха, которая кормила меня ягодами, та, что не сдала гоблинку, хоть и ненавидела её всей душой. Один из трёх человек в этом мире, на которых мне не плевать.
Народ на трибунах орёт радостно и возбуждённо. Я, пытаясь перекричать этот шум, склоняюсь к уху Илвирин и спрашиваю:
– Я так и не понял, почему она так важна? Что в ней особенного? Почему все так радуются? Почему тысячи людей ликуют по поводу того, что в скором времени убьют ни в чём не виноватого ребёнка? Её ведь убьют?
Эльфийка снисходительно улыбается, в её голосе чувствуются нотки того тона, которым говорят с детьми или слабоумными.