Подчинённые, как и положено им, расслабились и вернулись к привычным своим занятиям: курить и ковырять грязь.
- Не можете, кхмм… парни, – спокойно, но властно прозвучал голос, исходивший из-за спины инспектора.
Все, включая Кнедла, обернулись на голос. Сержант, недоумённо подняв бровь, помедлив секунду, решился спросить:
- Простите, что?
- Бог простит, - выходя из-за спины Кнедла, произнёс Хант.
- Аа… аа?.. – неуверенно растягивая гласные, начал было сержант.
- А на вопрос «что?» - отвечу, - всё тем же скучающим тоном проговорил комиссар.
Хант теперь стоял напротив сержанта нахмурив брови и скрестив руки на груди. Он стоял молча, будто чего-то ожидая, и разглядывал сержанта. Макс быстро смекнул, что такое поведение его друга и начальника не сулит ничего хорошего человеку, которого тот разглядывал, поэтому, не долго думая, сделал вид будто он здесь совершенно ни при чём, и принялся, насвистывая, ковырять грязь носком ботинка, подмигнув полицейскому, который только что прекратил это увлекательное занятие.
Кнедл такими знаниями привычек комиссара, как Хеви, похвастаться не мог, но имел достаточно высокие аналитические способности и опыт, чтобы быстро сориентироваться в ситуации и понять, что назревает буря. Учитывая, что буря назревала над головой одного из его подчиненных, то он внутренне собрал волю в кулак, готовясь отстаивать сержанта перед комиссаром.
Директор свалки ничего не понял и, соответственно, не обратил внимания на вдруг резко накалившуюся обстановку. Полицейские – и те, что курили и тот, что ковырял грязь – не сговариваясь подошли поближе к сержанту, встав напротив Ханта, держа руки в карманах курток или форменных брюк.
Сержант Арно стоял и буравил Мортона недобрым взглядом. В нём читались и раздражение, и непонимание, а больше всего – ярость от того, что его унизили перед его подчиненными и начальством, нагло отменив его приказ и перебив его, когда он попытался разобраться в ситуации.
Тишину, повисшую над свалкой, нарушал лишь скрежет металла, колыхавшегося от ветра, да глухой стук дождевых капель.
- Итак, - задумчиво произнёс Хант после длительного молчания, – начнем, пожалуй, с главных вопросов: почему и… почему?
На лицах окружающих отразилось недоумение. У всех, кроме Макса Хевинга, который хорошо знал своего друга комиссара, поэтому просто спокойно ожидал, что тот скажет дальше.
- Первое, - продолжил комиссар, – почему на месте преступления присутствовали журналисты, и второе: почему место преступления затоптано и полно лишних предметов, таких как окурков и обёрток от жвачки?
- Кто ты вообще такой?! – разразился раздраженным криком сержант. Ему надоело терпеть унижения и подколки от этого странного, непонятного типа в кожаном пальто, - на каком основании командуешь и задаёшь вопросы? А?!
Сержант яростно сжав огромные кулаки, тяжело дышал, ожидая реакции оппонента, лицо его, несмотря на дождь и прохладную погоду, раскраснелось. Кнедл напрягся. Директор свалки как-то съёжившись, отступил за широкую спину Хеви, опасаясь эскалации конфликта. Макс же стоял и увлечённо разглядывал собственные ногти на правой руке, удовлетворившись видом, стал разглядывать ногти на левой руке, правую расслабленно опустив вниз. При этом Хеви был собран и, в случае опасности, в доли секунды был готов защитить комиссара от нападения. Он даже просчитал, что с позиции, на которой он находится, ему потребуется два шага до предполагаемого противника, и что удобнее бить с левой, поэтому именно эту руку Макс разглядывал с особой тщательностью.
- О! Наконец-то вопрос по делу! – воскликнул Хант, вытаскивая из внутреннего кармана пальто служебное удостоверение, раскрывая его выверенным движением, для предъявления, - Чрезвычайный комиссар Мортон Хант.
Несколько секунд Хант держал удостоверение открытым перед глазами сержанта, чтобы тот мог прочитать. По мере чтения, лицо полицейского становилось всё более и более угрюмым. Убедившись, что сержант прочитал – тот перестал шевелить губами и стал особенно хмурым и рассеянным – комиссар свернул удостоверение и убрал его обратно.
- Представьтесь, пожалуйста, - вежливо произнёс Хант, хотя прозвучало это не как просьба, а как приказ.