Кампании за Зою.
Но герцог Марчмонт не позволял никому, кроме её отца, оспаривать свои действия. И даже тогда, он притворялся, будто слушает. Он редко обращал внимание и, конечно же, не объяснял своих действий, и не защищался.
– Я был занят, – сказал он.
– Возможно, задача оказалась труднее, чем Вы притворялись, – парировала Зоя. – Возможно, для Вас это шутка.
Не шутка. Далеко не шутка. Когда джентльмен соглашается сделать что-либо, он это делает. Он и делал. Он был так занят, действуя от её имени, что не имел времени навестить свою любовницу. Но герцог Марчмонт никогда не жалуется и не объясняется. Он хранил безмолвие, продолжая кипеть.
Она глянула на него и затем в сторону. Вздохнула, очевидно, пытаясь успокоиться.
– Полагаю, мне следовало помнить, что Вы не очень-то сообразительны, – произнесла девушка.
Он наблюдал за её поднимавшейся и опускавшейся грудью.
Его раздражение улетучилось.
На ней было бледно-жёлтое прогулочное платье, отделанное зелёным. Под полями шляпки тёмно-золотистые локоны танцевали над ушами. Аддервуд назвал её персиком, и она более чем соответствовала этому фрукту. От теплого сияния её розовеющие щёки напоминали персики, обласканные солнцем, а мягкие губы слегка поблёскивали.
Не будь она дочерью единственного человека на свете, за которого он был готов отдать жизнь, герцог Марчмонт попытался бы доподлинно установить, насколько она невинна.
Но это дочь Лексхэма, и она чем-то раздражена, и, в общем и целом, самым разумным будет обратить всё в шутку.
– Я поражён, просто поражён, что Вам никто не сказал, – проговорил он. – Я не очень сообразителен. Вам лучше объяснить мне яснее. И постарайтесь не использовать длинные слова.
Она метнула в него косой взгляд, вспышку голубого подозрения.
– Спросите Вашего отца, – продолжил герцог, – я удивлён, что он не предупредил Вас, какой я тупоголовый. Уверен, что он указывал мне на это множество раз.
– Он так и говорил, – ответила она. – Он сказал, что я не должна ожидать многого.
– Ах, – сказал он, – какой удар, весьма ощутимый удар!
Зоя закатила глаза.
– Вижу, как обстоят дела, – сказала она. – Не беда. Некоторые вещи даже Вы способны понять. Мне нужна одежда.
– Одежда? Моя безмозглая голова каким-то образом упустила тот факт, что Вы обнажены?
– Не такая одежда, – сказала она, проводя руками вниз по переду платья в самой провокационной манере. – Это платье прошлогоднее.
– Как возмутительно! Вы должны его немедленно снять.
– Вы бросаете мне вызов? – спросила она.
Герцог сказал не подумав. Теперь образы прошлого теснились в его мозгу: Зоя подзуживает и дразнит своих братьев, Зоя принимает любое «нельзя», «не следует», «не можешь» и «не станешь» как вызов или насмешку.
То, что он предложил в шутку, являлось первосортным вызовом. Для леди раздеваться на публике являлось не только невообразимо непристойным, это было практически невозможно. Чтобы расстегнуть многочисленные и сложные застёжки, располагавшиеся для удобства горничной, а не её хозяйки, требовалась ловкость акробата и человека-змеи одновременно. Ни одна леди не справилась бы без посторонней помощи.
С другой стороны, это же Зоя. Она бы нашла способ это сделать или расшиблась бы в лепёшку. И процесс поисков такого способа непременно будет занимательным.
Соблазн бросить ей вызов становился почти непреодолимым.
Но он сдержал своё чувство юмора и сказал:
– Нет, это была шутка.
– Это платье для меня не шутка, – сказала она. – Меня не станут уважать в Обществе, если я стану безвкусно одеваться. Мои наряды должны быть сшиты по последней моде. Не мне Вам объяснять. Вы рассказывали о Бо Браммеле. Даже мои сёстры признают, что Вы модник, как ни больно им это говорить. И я могу сама видеть: Ваша одежда говорит мне, что Вы разбираетесь в подобных вещах.
Он сказал:
– На самом деле, я предоставляю разбираться в этом моему камердинеру Хоару.
– Хоар также ходит к Вашему портному выбирать Вам предметы одежды?
– Нет, к портному хожу я, но оставляю решения за ним, – сказал он. – Он знает, что мне всё равно. К тому же любому портному известно, что если он плохо меня оденет, то пострадает его репутация, и он потеряет клиентов.