Августа, Гертруда, Доротея и Присцилла оставались у большого стола в центре. Там они поглотили огромное количество чая и пирожных, чтобы сохранять силы для бесконечных жалоб, упрёков и взаимных обвинений, казавшихся необходимыми в этом случае. Двое младших, Доротея и Присцилла, находящиеся на поздних сроках беременности, были в большей степени, чем их старшие сёстры, склонны к слезам, внезапным сменам чувств и периодическим обморокам.
Ураган, стихший с уходом братьев, разыгрался снова. Зоя пропустила его, собираясь с мыслями и приберегая энергию для критического момента.
– Она не может оставаться в Лондоне, папа.
– Вы же видели газеты.
– Если бы вы видели эти гравюры…
– Непристойные, отвратительные…
– Заклинательницы змей и всё в таком духе.
– Мы стали посмешищем, цирковым представлением для толпы.
– Мне пришлось пробираться через город как обыкновенной преступнице и проскользнуть в дом через сад.
– Нам пришлось задёрнуть занавески в экипаже.
– Вообще нет смысла покидать дом, когда стыдно показаться на публике.
– Точно нельзя посетить друзей. Их уже не осталось.
– Три дамы уже отозвали свои приглашения.
– Семеро отклонили мои приглашения.
– Мы можем быть уверены, что все это только начало.
– Их трудно обвинить. Кто захочет собрать на пороге весь лондонский сброд?
– Все наши соседи с Беркли-Сквер ненавидят нас, кроме кафе Гунтера. У них живо идёт продажа мороженого и булочек, без сомнения. Но Девонширы порвут с нами, будьте уверены. Лэнсдауны тоже. И Джерси.
– Вы представляете, что последует за этим?
– Бунт, без сомнения.
– Леди Джерси – одна из патронесс Олмакса – только подумайте, что это означает. Нас вычеркнут из списка!
Повисла оглушительная тишина, и затем:
– Великий Боже, что же станет с балом в честь дня рождения моей Эми?
– Отмени его. Никто всё равно не явится.
– Паркер говорит, мы должны уехать в деревню. Вы можете в такое поверить? Сейчас! В разгар Сезона!
К этому времени мама, легко поддающаяся эмоциям, оставила попытки определиться, на чьей же она стороне. Она упала на кушетку, где лежала с закрытыми глазами, время от времени испуская стоны.
Язык другой, думала Зоя. Другая одежда. Иная мебель. Но до чего же похоже на гарем.
Папа стоял у камина, спиной ко всем.
– В самом деле, думаю, невозможно представить катастрофу страшнее, чем потеря доступа в Олмакс, – сказал он, обращаясь к огню. – Две ночи назад вы рыдали, поскольку ваша маленькая сестричка, считавшаяся покойной, оказалась живой. Две ночи назад вы изумлялись ее храбрости. Теперь вам не терпится избавиться от неё.
Зоя не была уверена, плакали ли её сёстры от счастья, от шока или от негодования.
Она вошла в дом и нашла всех – родителей, братьев и сестёр с супругами – стоящими в холле, как армию, сплотившуюся для отпора захватчику.
Что если они не узнают меня? думала она. Что если не поверят, что это я?
Но ей стоило только поднять глаза и встретиться с холодным, подозрительным взглядом отца, пока капюшон её плаща скользил с ее волос. Папа долго смотрел на неё. Затем прикрыл глаза и открыл снова. Девушка увидела, что они полны слёз. Затем он раскрыл ей свои объятия, и она бросилась в них.
– Моя дорогая девочка. – Эмоции мешали ему говорить, но она поняла каждое драгоценное слово. – О моя дорогая, дорогая девочка. Я знал, что ты вернёшься. – Он плакал, и Зоя тоже рыдала. Наконец-то она оказалась дома.
Хотя она вернулась взрослой женщиной, а не девочкой, хотя её не было так долго, отец узнал её. Они все узнали её, нравилось это им или нет. Как и у сестёр, у неё были тёмно-золотистые кудри матери, но она единственная из всех унаследовала профиль бабушки Лексхэм и её тёмно-голубые глаза.
Они не могли отрицать, что она была их родной Зоей Октавией.
Затем, в течение двадцати четырех часов, начались неприятности, и все немедленно припомнили, что их родная Зоя Октавия была проблематичным ребёнком.
– Я не хочу избавляться от неё – крикнула Присцилла. – Уверена, что не хочу. Папа, но у нас нет выбора.
– Конечно, выбор есть, – сказал отец. – Вы можете поступить отважно. Вы можете держать голову высоко поднятой и игнорировать всю эту глупость. Если мы не станем лить воду на мельницы сплетников, прячась и отрицая что-то, свет скоро найдёт себе другой повод для суеты.
– Папа, я бы хотела в это поверить…
– Если бы это был обычный скандал, тогда, конечно…