Вальцов, конечно, не мог не воспользоваться благоприятным случаем. Вопрос свой Иван Федосеевич сформулировал примерно так: наша страна нуждается в значительном увеличении хлебных запасов, потому что международная обстановка весьма тревожна, но, к сожалению, на значительное увеличение сбора зерна рассчитывать в ближайшие годы не приходится. Между тем в Советском Союзе пустуют огромные залежи плодородных земель, которые в несколько лет могли бы решить эту неотложную проблему.
Михаил Иванович ответил не сразу. Он пощипывал свою бородку и задумчиво, хмуро рассматривал пол. Потом поднял на Вальцова грустные глаза мудрого, многознающего человека.
— Вас Иваном Федосеевичем зовут, если не запамятовал?
— Именно так, Михаил Иваныч.
— Не буду, Иван Федосеевич, скрывать того, что, впрочем, и для вас лично, как и для всех, здесь присутствующих, не является особым секретом. Не следует нам преуменьшать военной опасности, которая ныне сложилась в мире. Страна наша, уважаемый Иван Федосеевич, в не меньшей мере, чем в хлебе, нуждается в танках, хотя нам очень нужны и трактора.
Слово «очень» Калинин произнес с нажимом.
— Да. Очень! — почти одновременно вслед за Михаилом Ивановичем повторили все те, кто присутствовали в кабинете Калинина.
Вальцов в ответ вздохнул.
— Кто о том спорит, Михаил Иваныч? Нам, работникам села, это особенно понятно.
— Лошадкой и плугом вековой целины не взять. Сам пахал, знаю цену мужицкому поту. Ее мощным трактором, не харьковским, а челябинским, видимо, и можно взять. Согласны? — спросил Калинин.
— Пожалуй, — угрюмо согласился Вальцов.
— А теперь подсчитаем, сколько мы в состоянии, обо всем забыв, выставить тракторов для подъема целинных земель хотя бы в Казахской ССР?
Иван Федосеевич остановил Калинина мягким движением руки.
— Не надо, Михаил Иванович. Понимаю… Сейчас о дополнительных землях думать время не пришло.
— Да, да, не пришло еще время. А придет, Иван Федосеевич. Придет непременно. — Калинин улыбнулся, но глаза его оставались грустными. — Боюсь, мне до той поры не дожить.
Все они тогда дружно запротестовали, сказали все то, что обычно говорят человеку, если ему вздумается намекнуть на быстротечность жизненного пути.
А он слушал, ласково улыбался и кивал, хорошо понимая состояние своих гостей.
Этот разговор расширил кругозор Вальцова. Именно тогда он понял, как еще узок его взгляд на истинно государственные проблемы, хотя и не мог упрекнуть себя в том, что, думая о решении зерновой проблемы, он забыл о гораздо более важном и грозном деле — как уберечь страну, само дело социализма от коричневого нашествия. Трактор и танк — они ведь почти братья. Производственные мощности в те годы, увы, еще не позволяли решать обе проблемы одновременно. Нужны были прежде всего танки. Хлеб, разумеется, необходим человеку, завтрашнему солдату, но если без хлеба солдат может иногда потуже под тянуть ремень и выдюжить, без танка ему не обойтись.
Вот сейчас и приспело это время, но почему же медлят?
Реакция на письмо Вальцова в ЦК КПСС оказалась такой, какой не мог предугадать даже многоопытный помощник секретаря Центрального Комитета.
Однажды поздно вечером Вальцова вызвал к себе в кабинет министр.
— Кто вас надоумил на это письмо?
Вальцов выслушал министра сидя. Но прежде чем ответить, встал, хотел по привычке огладить назад гимнастерку, но, смутившись, одернул костюм. Ответил четко, будто рапортовал:
— Я писал, как член партии. И не сожалею о своем письме. Заявляю — буду писать и впредь. Все, о чем я написал, не является тайной, это насущная государственная проблема. Проблемы надо решать, и своевременно. Готов голову сложить, но от своих слов не отступлюсь.
Министр несколько опешил от столь решительных слов, ответил уже не громким рокочущим басом, а по-домашнему, тихо:
— Да вы садитесь, — и с досадой махнул рукой. — Чего стоите, как солдат перед генералом?
— Я и есть солдат.
— Солдат… Солдат… Заварил кашу, солдат, а мне ее расхлебывать.
— Зачем вам? Я ее заварил, мне и хлебать.
— Эх, Иван Федосеич! В прошлом вы политработник, а дипломатичности у вас ни на грош.
— Мне надоело играть в дипломатию. Я решил по-солдатски, по-мужицки…
— Да сядешь ли ты, наконец! — уже не на шутку рассвирепел министр. — Мне гнать тебя приказано в три шеи. Тебе это понятно или нет?
Вальцов не сел, а рухнул в кресло. Не испугался. Поразила нелепость услышанного. И расхохотался.