— И Женя поверила?
— А что ей оставалось? Девчонка же… А слухов вон сколько!
— Но дирекция техникума? Может быть, с их стороны были какие-то обидные намеки?
— Проверяли. К Жене в техникуме относились хорошо. Ведь формально отец ее, Кондрат Пухов, не был раскулачен, его даже не лишили избирательских прав. Директор техникума, оказывается, лично знавал деда Жени по матери — Галактиона Алексеевича Турищева, который был известным революционером.
Борис решил, что ослышался.
— Революционером?!
— Вот-вот, и я не поверил. Сделал запрос. Подтвердилось. Турищев — левый эсер, в революционерах с молодых лет.
— Час от часу не легче! А знает ли Женя?
— Если и знала, могла скрывать. Эсер же… и потом… Турищевы — дворянского рода.
Дроздов едва не расхохотался: вокзальная воровка — внучка дворянина, революционера…
— Вот такие дела, Дроздов… Но это еще не все. Знаешь, какую месть придумал Роман?
— Что такое?! — насторожился Борис.
— Сначала опозорил сестру самим участием в воровских делах, а потом начал склонять Женю к сожительству — не родной же брат. На самое дно тянул.
— Ах, подлец!
Бориса вдруг ожгла тревожная мысль: Ильин на тот свет отправился, но Роман-то жив.
— А где гарантия, что Роман не сведет счеты с Женей? — спросил он Головастова.
Виктор Семенович положил руку на плечо Бориса, слегка встряхнул его.
— Не надо волноваться. Больницу мы держим под строгим наблюдением. Хотя людей у нас, конечно, маловато. Голод, просто голод на работников. Опираемся на массы, на вас, рабочих. Это и политически правильно, и польза, как видишь, немалая, если взять, к примеру, твою роль.
Борис махнул рукой.
— Что я?
Головастов улыбнулся.
— Полагаю, что не выдам служебной тайны… Ты у нас не один, Дроздов. Наших помощников среди рабочих становится все больше. Без них, поверь, мы бы и десятой доли не сделали, не такая это простая штука — бороться с деклассированными элементами.
Глава пятая
Оправдает ли надежды?
Кондрат Пухов родился не в бедной семье, но и богатой ее нельзя было назвать. И все-таки женихом он был завидным. Высокий, широкоплечий, лицом пригож, плясун первый, и в играх отличался, и до веселья охоч, нахрапистый. Не одна девка сохла по нему в Мазине, а уж он не проходил мимо, если ему не отказывали. За что был бит неоднократно кольями.
Наверное, нагулявшись вволю, Кондрат женился бы на красивой, из справного дома, девахе, которая нарожала бы ему дюжину ребят, и тем продолжил бы крестьянский род Пуховых.
Но суждено было случиться в его жизни другому. Повстречалась Кондрату ягодка совсем с другого поля. Звали ее Софьей. Отец Софьи Галактион Алексеевич Турищев владел богатым магазином и, по слухам, кое-что скопил для дочери. Девушка была хороша собой, к тому же получила столичное образование. Одним словом — барышня и не чета Кондрату, окончившему три класса церковноприходской школы «да четвертый коридор».
Увидел он ее впервые в уездном городе в базарный день. Возможно, если бы не особые обстоятельства, Софья бы и не заметила Кондрата, хотя и глазел он на нее, не отрываясь, и волочился битый час следом. Взгляд Софьи проходил как бы сквозь него, Кондрата. Одета она была в тот день в ситцевое платье с кружевом, соломенная шляпа с голубой, в тон платью и глазам, лентой, закрывала от солнца смуглое лицо, но глаза, несмотря на тень, яркие и притягательные, смущали, как заметил Кондрат, не одного его. Волосы, золотистые, легкие, выбивались густыми вьющимися прядями из-под шляпы, по девушка не могла их поправить: одна рука у нее была на перевязи, а в другой — легкая корзиночка с покупками. Сопровождала ее тихая немолодая женщина.
Они уже собирались уходить и продвигались мимо скотного ряда, когда у двух мужиков, передающих из полы в полу повод проданного быка, бык этот вырвался и, разметая все на своем пути, ринулся наутек. Бык летел прямо на Софью, а она, как завороженная, не могла сдвинуться с места, с ужасом глядела, загораживая корзинкой забинтованную руку.
Кондрат бросился к быку наперерез, схватил за рога, повис и, когда бык остановился, рванул к земле его голову и резко крутанул. Бык, взревев, упал.
Софья в обмороке лежала на земле, подвернув больную руку. Вокруг нее хлопотала та самая женщина. Кондрат, обтерев о штаны руки, подошел и, как хрупкую драгоценность, поднял Софью и понес к пролетке. Женщина помогла усадить Софью на подушки.